Выбрать главу

Он слегка наклоняется. Крошечный осьминожий кивок.

Я пожимаю плечами. Но мне ведь не хочется этого делать! Это же как помогать старику, страдающему недержанием. Нет, я не хочу, чтобы это звучало жестоко. Хотя и гарантирую, что вам знакомо это чувство.

Я помню его одежду. Да. Наклоняюсь, сгребая ее в руки. Они воняют, но не только им самим. Еще порохом, сыростью из-за дождя. И слайзером. Все не слишком-то вкусное.

Чтобы принести далека сюда, мне пришлось соврать. Один из копов, дежуривших у тела, подвез меня домой. Я сказала, что в свертке моя одежда — правдоподобное объяснение, раз уж я тащила его так далеко.

«Ну и крепкие же у тебя духи, дорогуша», — заметил он, выразительно бурча. К счастью, он смотрел на светофор, когда сверток дернулся. Должно быть, он подумал, что запах оставил покрытый слизью нападавший. Кроме того. Никто не знал, что их было двое.

Черная парка, офисные брюки и легкая хлопковая рубашка, белая, но, к несчастью, вся в пятнах. Размера примерно сорокового. Понятное дело, одежда не сочетается друг с другом. И выглядит поношенной, как будто ее одолжили. Хотя по качеству рубашки можно сказать, что она относительно новая. И все еще мокрая насквозь. А еще пара тяжелых черных ботинок, тоже неизношенных, новых. Покрытых коркой высохшей слизи.

Я отпираю двери и подвешиваю всю эту коллекцию между руками, словно гамак.

— Сюда.

Существо разглядывает меня. Он понимает. Я наклоняюсь к нему и стараюсь не дергаться, когда он вскарабкивается с подоконника, и его вес давит меня к земле.

Собирая все свои силы, я выношу Сека, далека, наружу, на холодную лестницу.

Когда мы выходим на улицу, по тыльной стороне моих рук начинают бежать мурашки. С прошлой ночи лужи еще не высохли. А по небу, розовеющему закатом, бродят угрожающие, сердитые тучи.

Мой гость булькает, и я оказываюсь лицом к лицу с машиной, которую всегда называла далеком. Она не такая высокая, как я помню. Но, наверное, я выросла.

С металлическим воем его голова-купол поворачивается ко мне. Голова Сека. Я вздрагиваю, осознав, что тот, кто ее контролирует, сидит в этот миг у меня на руках. Этот голубоватый свет, круглый, как луна. Камера. И глаз. Ну вот, все по-новой.

— Как ты это делаешь? — спрашиваю я, и он раздувается. Ага, снова здорово. Лампы по сторонам купола мигают.

— ТЕЛЕПАТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ.

— Ты привел это сюда... просто силой мысли?

— ЭТО ТРЕБУЕТ БОЛЬШОЙ КОНЦЕНТРАЦИИ, — отвечает странная машина. Тот же визгливый, скрежещущий лай. Прямо как из телефона. Прямо как я помню.

В паре кварталов отсюда ревет мопед. За забором воет собака. Мы не одни. Я в спадающих кроссовках, ночнушке и желтых штанах с пингвинами. Как будто одно это не странно. Мимо прогуливается чувак в наушниках и джинсовой куртке, окидывает нас долгим, тяжелым взглядом. Усталая темнокожая женщина, которая держит большого зеленого кальмара возле самой большой в мире перечницы. Теперь он должен понять, насколько все это кажется странным мне.

Окидываю взглядом броню далека сверху донизу. Какая она странная! Полусферы в нижней части. Хромированный стебелек глаза, глянцевый вантуз — оба торчат вперед, но прошлая острота исчезла. Все изменилось. Ржавчины больше нет. Вместо тусклой припыленности — полировка. Кто-то эту штуку вычистил. Может, он не всегда мог менять форму. А может, кто-то сделал это за него. И броня настолько черная, что прямо втягивает свет.

И, пока я рассматриваю ее, раздается острое шипение — словно вырвавшийся наружу пар. Она открывается.

Оболочка раскалывается посредине, открывая невидимое, казалось, в механизме. Две половины средней секции ныряют вниз на ранее невидимых шарнирах и гидравлике, а черные фрагменты юбки опадают и раскрываются, словно лепестки футуристического робоцветка. Мне приходится отступить на шаг. Все это происходит медленно. Так что это не цельный механизм: никаких переплетений процессоров и мигающих огоньков. Вместо этого — небольшая полость под куполом, закрепленная впереди. Запахи масла, дезинфекции, сырости и плоти бьют меня под дых. Я борюсь с кашлем.

Одна из крошечных аномалий. Из странных вещей, которые можно увидеть в Городе, иногда, если повезет. Фрагмент абстрактного граффити. Скульптуру из хлама. Открывающегося далека.

Я знаю, для чего эта полость. Она для компьютера, жесткого диска далека. В данном случае — для настоящего мозга.

Сек извивается у меня на руках, сворачивая самые задние щупальца.

— ПОДОЙДИ БЛИЖЕ, — командует он, так что я поднимаю уже уставшие руки, и он прыгает прямо в полость, как лягушка. С неожиданной силой, выбивая меня из равновесия, и подтягивается на диск — платформу, в виде которой сделан низ полости. Поворачивается. Отбрасывает свои придатки назад, и они переплетаются, словно корни, в лесу проводов. Потом моргает.

— ЭЛИЗА БИРЧВУД, — заявляет он.

— Да. И пожалуйста.

Я отскакиваю, видя, как пара проводов змеится вниз из купола. Они вворачиваются в мягкие ткани мозга существа. Стебельчатый глаз дергается.

— ХОЧУ ВЫРАЗИТЬ БЛАГОДАРНОСТЬ. ТВОЯ ПОМОЩЬ НЕОЦЕНИМА.

— Что ж, я тоже так думаю, — отвечаю. Мне холодно. И у меня все еще куча вопросов. Оболочка начинает закрываться. Успеваю поймать взгляд кальмара-мутанта, зеленого на черном, а потом щель запечатывается наглухо. Теперь это просто механизм.

Светящийся глаз-камера целится мне в лицо, остальное тело вот-вот готово двинутся. Если мне есть что сказать, надо говорить сейчас. Но тут он начинает разворачиваться прочь. Голова поворачивается последней. Сек катится по тротуару.

И все? Он просто уходит? Чувствуя странное смущение, я шагаю за ним. Кроссовки неприятно хлопают по асфальту. Мы проходим мимо ржавых пожарных лестниц и серебристых мусорных баков, небрежно сваленных кучей.

— Эй, далек.

Лампы мигают.

— ТЫ ХОЧЕШЬ ПООБЩАТЬСЯ?

— Ну, ага. Одного парня убили в Ред Хук прошлой ночью. Слайзер убил.

— ЭТО ВПОЛНЕ ВЕРОЯТНО.

— Ты был свидетелем, — поспешно бормочу я. — Мне надо... опросить тебя. Что ты делал на погрузочном доке?

Далек соскальзывает к обочине, и, когда я догоняю его, поворачивается ко мне.

— Я ПРЕСЛЕДОВАЛ СЛАЙЗЕРА, КАК И ТЫ, — отвечает он, его голос трубно гудит посреди в остальном тихой улицы.

Ну, хоть что-то. Я скрещиваю руки на груди.

— Итак, ты знаешь, откуда взялась эта штука?

Повисает пауза.

— НЕТ. НЕ ЗНАЮ.

Отмодулированный, короткий ответ. Нет? Серьезно?

— Не знаешь?

Голова поворачивается, глаз поднимается, разглядывая плоские крыши над нами.

— Я ПРИШЕЛ ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ, ЗНАЯ О ЕГО ПРИСУТСТВИИ. ЭТОТ ВИД НЕ ПРИСУЩ ДЛЯ ДАННОЙ ПЛАНЕТЫ. ЕГО ПОЯВЛЕНИЕ... НЕ ПРОСЧИТЫВАЕТСЯ...

Приходится согласиться с этим.

— Сек. Что тебе известно?

Далек не отвечает.

Делаю трудный шаг.

— Кто ты такой на самом деле?

И смотрю только, как он переваливается через бордюр и выезжает на дорогу.

— ЭТО СЕКРЕТНЫЕ СВЕДЕНИЯ. РЕКОМЕНДУЮ НЕ ДЕЛАТЬ ПОПЫТОК СЛЕДОВАТЬ ЗА МНОЙ.

Он выезжает на противоположную сторону — голубой свет разливается по асфальту, и я клянусь, механизм поднялся и приземлился на тротуаре. Он поворачивает налево и ускользает с глаз долой. Мимо проезжает мотоциклист. Все снова как обычно. Только вот на самом деле нет. И никогда не будет. Думаю, я только что повстречала самую странную, самую обескураживающую и самую пугающую личность, с которой только могла столкнуться.

Послушав его совет, я не иду за ним. Какой в этом смысл?

Я тяжело вздыхаю и провожу рукой по волосам. Кудряшки больно цепляются за пальцы.

Полагаю, мне нужно докопаться до сути всего этого. В конце концов, это моя работа. Я спросила. Но он так и ушел, оставив меня несолоно хлебавши.

Поворачиваюсь и медленно иду обратно по улице. Глаз улавливает движение. Я смотрю.

Серебристый аллигатор с длинным, острым, как ряд ножей, спинным плавником копается в мусоре, принюхиваясь в темноту своей длинной колючей мордой. Такого же я видела на овощном рынке. Меня это почти не удивляет теперь.