Возможно, далек знает кое-что и об этом.
Но в одном я уверена на все сто.
Даже если я бросаю работу, то оставлю все в наилучшем виде.
Хрена с два я брошу это дело.
====== Глава 12. План и совет ======
И, конечно, все тут же в газетах. В «Дейли». И в «Пост». Но не в «Таймс». У них там беспокоятся об историях покрупнее.
«Изувеченное тело найдено в доке Рэд Хук».
«ШОКИРУЮЩЕЕ УБИЙСТВО В БРУКЛИНЕ»
«УБИЙЦА — МОНСТР. ЗЕМЛЯ НА ГРАНИ НОВОГО ВТОРЖЕНИЯ?»
Заголовки толпятся на стенде газетного киоска и орут мне в лицо, пока я прохожу мимо. Вижу размытое фото распахнутых ворот на первой странице «Дейли Ньюс»; там мы нашли тело, и я думаю, что как раз стоит остановить мгновенье. Я здесь не одна.
Но я стою ближе всех, и продавец, парень в кожанке и мятой бейсболке, требует, чтобы я проходила. Я иду, но сначала покупаю «Дейли Ньюс».
Статья, как и надо, ужасная. Данные насчет тела, зоны нападения, полицейские комментарии. Тем не менее, нигде не упоминается о настоящей природе убийцы. И это чертовски кстати.
Я взяла выходной. Решила, что раз уж увольняюсь из полиции, не страшно, если я денек проведу наедине с собой. Отдохну, восстановлю силы. Особенно последнее. Потому что сейчас, как никогда, мой разум весь в огне.
Словно мой мозг вынули из головы, спрятали в коробку и вытрясли всю жизнь вплоть до дюйма, прежде чем заменить. Все выглядит иначе.
И меня трясет не только из-за эмоций.
Прежде чем выйти, я стащила повязку с шеи — посмотреть на рану. Лучше б я этого не делала.
Два длинных, черно-красных, мрачных пореза стянули мою плоть. Кожа вокруг них распухла и болела. Я выпила две таблетки ибупрофена, чтобы унять боль. О том, чтобы в такую погоду надеть шарф, и речи быть не могло, так что я просто прилепила повязку обратно. Попыталась не обращать внимания на ввалившиеся темные глаза и безумную прическу. Вместо этого я попробовала как-то уравновесить это подобающим макияжем.
Порезы были отвратительные — и на вид, и по ощущениям. Они бы смотрелись круто, будь я ниндзя-ассассином или вечно нарывающимся героем боевика. Но увы. Мне двадцать три, и я живу в Челси. Боевые шрамы мне ни к чему. Это попросту неудобно. Но хуже всего, что их устроил мне какой-то пришелец, и, думаю, что бы ни было в прививках от столбняка, такую инфекцию оно не вылечит. Нужно было поговорить с Секом. Правда нужно. У него наверняка есть какие-то космо-медицинские ноу-хау.
Опять двадцать пять.
Этот гребаный далек все изменил, и я не могу выкинуть его из головы.
Резкое похолодание закончилось, но небо решило не любезничать и не разгонять тучи. В итоге получаем душный, сырой день, двадцать пять градусов тепла максимум, и шорты как-то даже не наденешь.
Я выуживаю из шкафа первые попавшиеся джинсы — узкие, которые сдавливают ноги. Поверх — длинный желтый жилет, а на него — тяжелую холщовую куртку, которую мама купила мне на позапрошлый день рождения. Я сражалась с пришельцами. Мне нужны крутые очки-авиаторы, чтобы довершить образ. А сейчас, надеюсь, ни один ко мне и на пару миль не приблизится.
Я проталкиваюсь сквозь толпы людей. Сквозь мимолетные обрывки разговоров. Люди смеются. Кричат. Я не смотрю по сторонам, переходя дорогу, но, когда толпа рассасывается, тоже ухожу. Мне надо прогуляться. Посмотрим, получится ли дойти хотя бы до парка. А потом до «Тако Белл».
Железные аллигаторы. Гигантские слизни с медвежьими когтями. Моя жизнь растворилась в каком-то садистском сюрреализме, и это меня пугает.
И Сек.
Как механизм он был угрозой. Я всегда это знала. От него у меня волосы дыбом вставали.
Он. Да, Сек сейчас для меня — «он».
Потому что внутри механизма оказалось существо, немного похожее на человека. Умеющее ходить, говорить. И мыслить тоже.
Дело не в том, что оно выглядит таким уродливым. Таким мутировавшим, искореженным, измочаленным и растекшимся. И даже если оно таким появилось на свет, тоже не важно. Дело и не в том, что, когда ему больно, или оно устало, или ослабело, то оно съеживается в размерах и пропорциях, как термоусадочная пленка.
Дело в том, что оно может думать.
Вот киберлюди, во всяком случае, казались тупыми и беспрекословными, только выполняли приказы и маршировали, как оловянные солдатики.
Разумная жизнь. Что-то такое же умное, как человек.
Прошлой ночью я его встретила, и потом просто отпустила.
«Он все еще где-то там».
Я могла стоять прямо рядом с врагом человечества. И ни черта не случится. Только через мой труп.
Внезапно, я перевожу свои таинственные измышления в резервный режим, потому что приближаюсь к кое-чему знакомому. «Старбакс». Над головой маячит зеленый логотип, самодовольная русалка ухмыляется, разглядывая улицу сверху. Так-то лучше. Мне сейчас нужно что-нибудь нормальное.
Я собираюсь пройти мимо, но внезапно понимаю, что ужасно хочу пить. Латте, или чего-то вроде фраппуччино — вот это мне по душе! — а может, даже лимонада выпью.
Место не хуже прочих, кроме того, стоит и в туалет заглянуть. Так что я захожу.
Первое, что я вижу в полутемном интерьере — это длинную очередь, и думаю, может, не стоило заходить? Но, раз уж я до сих пор в нынешних обстоятельствах чувствую себя упорной и выносливой, решаю подождать.
И, пока жду, начинаю придумывать план. Мне будет нужно устроить с далеком встречу. И на этот раз я не собираюсь трусить. Он опасен, но мне нужно разобраться с этой бредятиной, пока все не стало еще хуже. Хотя нет никакой гарантии, что мы скоро встретимся. Особенно, если без брони. Думаю, так с ним будет легче говорить. Хочется знать: а что, если этих монстров много? И как их можно остановить, пока они никого не убили?
Потом я вспоминаю о Льюисе. Том уличном музыканте. Он знал Сека. Может, он будет знать кое-что еще.
Так что у меня теперь есть цель. Есть контакт. Бум!
…
Елки, почему они не могут продавать простой, обычный кофе?
Смотрю на табло, и что я вижу? Латте, мокко, капуччино, монго, эспрессо, айс-кофе, обезжиренный латте. А это что такое? Шоколадно-коричный чумовой латте? Звучит как закуска, не как напиток.
Потом кто-то хватает меня за руку.
— Э-ге-гей!
А теперь, после травмы, мне стоит невероятных усилий и самоконтроля, чтобы не повернуться и не вмазать обидчику по роже. И все же я вздрагиваю и поворачиваюсь, чтобы посмотреть…
Молодая, изумительно стройная женщина, чей внешний вид можно описать только как «безукоризненный». Атласно-черные волосы свернуты в идеальный французский узел. Черно-зеленое короткое платье охватывает фигуру. Но лучше всего заметны эти яркие, миндалевидные карие глаза, которые широко раскрываются, пока она мне усмехается.
— Мелани? Боже мой!
Мы обе кричим, обнимаем друг дружку, взбаламутив всю очередь. Неожиданно меня целуют — дважды в каждую щеку.
— Элиза! Да я сто лет тебя не видела!
— Ну, и где тебя носило?
— А ты как думаешь?
Она не одна. Прямо за нами стоит одна из ее подруг по колледжу. Полненькая, на вид общительная девушка в розовом твидовом пиджаке, в очках с толстыми флуоресцентно-зелеными стеклами и кучей мышиного цвета кудряшек. Она смущенно смеется. Ведь нам всем неловко, правда?
— Элиза, это Дана. Мы вместе разрабатываем узоры.
Протягиваю руку, и меня целуют во второй раз — европейская манера.
Поцелуев больше, чем от парней за целый… год? Мне говорят, что эта Дана из Висконсина.
— Но что вы здесь делаете? — спрашиваю. Мне казалось, сейчас, с их положением художников, они должны бы сидеть в каком-нибудь органическом инди-заведении в кампусе, грызть деревенские сыры и пить заваренные смеси из свежескошенной травы, приправленной коноплей. Но не в «Старбаксе».
— О, да мы просто заскочили, — объясняет обыденно Мелани. — Выпить по чашечке.
— Ага, я тоже. И, бог ты мой, я так этому рада! Ты и правда здесь.
Очередь начинает нас обходить. Нас окидывает неодобрительным взглядом женщина в костюме. Но мне уже плевать.