Глаз печет. Нужно закрыть его. Нужно найти другой мир. Тот, который возникает, пока я сплю.
Чаще всего это Скаро. Я вижу его так, как и хотел бы — пустым. Заброшенная крепость. Знаю, что жизнь всегда торжествует. Иначе как бы слайзер смог бы выжить без добычи? Или же голод провел его сквозь Разлом? А теперь еще и магнетоны шатаются по Манхэттену. Они изменились. В моих файлах сказано, что они были неуклюжими, безобидными и двигались только, чтобы схватить добычу. А теперь они бегают, снуют, как грызуны с этой планеты.
Возможно, изменилось многое.
Я — арестант. Я в ловушке на Земле.
Настоящий мир живет в моем разуме. И теперь я предпочитаю его.
Его студию найти нетрудно. Я стою у заднего входа, держа в руках бумажку с адресом и телефоном, лицом к черной, без стекол, двери. Красный кирпич, шесть этажей. Свежий ремонт. Судя по царапинам на кирпичах, расшатанные, ветхие рамы часто поднимают, открывая окна. Стену покрывает сеть труб, гудит кондиционер.
Серьезно, место классное, если вам нравится грандж. Судя по тому, что я слышала, у группы все неплохо — дают интервью, есть поклонники.
Уверяя себя, что не ошиблась зданием, тянусь к звонку. Нет смысла. Раздается скрежещущий звук, и я с удивлением отскакиваю: дверь дрожит, словно кто-то ее толкает. Потом она резко распахивается.
— А, блядь.
Из-за двери выскакивает фигуристая блондинка. По моему экспертному мнению, она сильно не в духе.
— Божечки, ты в порядке? — интересуюсь я. Она глядит на меня, поджав губы, сильно и четко обведенные красной помадой. На фото в профиле ее не было.
— Ага, но я терпеть не могу эту сраную дверь. Постоянно заедает, и дерево смердит, когда дождь. Тебе-то что здесь надо?
— Э-э-э... — Я поднимаю клочок бумаги и улыбаюсь, надеясь, что выгляжу общительно. — Я ищу Льюиса Коулмана. Он здесь?
Женщина не улыбается в ответ, ее взгляд задерживается на повязке у меня на шее. Вместо слов она разворачивается к дверям и ревет во всю мощь своих легких:
— Льюис!
Повисает молчание.
— В чем дело, Кейт? — доносится приглушенный ответ.
— Тут какая-то цыпочка тебя ищет.
— ...Кто?
— Не знаю, черная какая-то.
Она копается в пакете с табаком, мелко нарезанным, легким, как серединка спринг-ролла. У меня внутри все сжимается. Вряд ли мне здесь будут рады.
— Э... скажи, пусть заходит.
— Ладно! — рявкает Кейт и оборачивается ко мне.
— Ты слышала? Иди в двойную дверь, потом направо.
Я протискиваюсь мимо нее, мозг, как обычно, гудит от оценивающих мыслей. Не уверена, что хочу заходить, но она явно не из тех людей, которые уступают в споре.
— Пасиб, — бормочу я.
— Да без проблем. Как ты говорила, тебя зовут?
— Элиза Бирчвуд.
— Очень приятно. Кейт О`Фаррел.
Киваю и прохожу внутрь. Там темно, пахнет в основном свежей краской и моющими средствами. Пол устелен старым паркетом, который от старости начинает липнуть. И его явно недавно покрыли лаком. Думаю, кому-то выпала удача.
Я сворачиваю направо и замираю, когда разражается какофония смеха — несколько мужских голосов.
Помещение просторное, приятно прохладное, но толщина стен и то, как глухо звучат голоса, заставляет предположить, что оно звуконепроницаемое. Рассеянный свет льется сквозь два окошка, маленьких, словно чердачные. Я топчусь у входа, боясь войти, и то, насколько без церемоний я сюда попала, немного бесит.
В комнате трое: крепкий, по-медвежьи сложенный мужчина с выдающейся челюстью, одетый в спортивную байковую рубашку, который сидит у компа, худощавый парень с залысинами и в очках, и вот — на диване, закинув руки на спинку, развалившись сидит Льюис. Он поднимает взгляд, и они замолкают.
О боже. Нежелательное внимание. На его лице сияет улыбка узнавания. Остальные выглядят невозмутимо.
За спиной стучат каблуки, и снова появляется Кейт.
Льюис наклоняет голову, глядя в мою сторону.
— Ты хотела со мной поговорить.
— Да, привет, э... — пытаюсь ответить я.
— Элиза Бирчвуд, — орет прямо у меня над ухом Кейт. Боже, ну и легкие у нее! — Мы ее знаем?
Льюис поджимает губы, дергает плечами.
— Чем могу помочь, мисс Бирчвуд?
— Полиция, — говорю я, так деликатно, как могу. — Мистер Коулман, на пару слов.
Повисает неудобная тишина. Лицо у парня заметно грустнеет. Он медленно поднимается на ноги. Интересно, его друзья не слишком удивлены. Вспоминаю, какие тогда были «дорожки» у него на руках. К подобному он готов.
— Погодите, — говорит парень, похожий на медведя. Он окидывает меня подозрительным взглядом, обвиняющим: я к таким привыкла. — Может, скажете, за что?
— Мэтт, брось.
— Ага. Где ваш значок? — Это Кейт. Просто знаю: я произвела на них хорошее впечатление. Нет. Я прокололась на ней с самого начала. Льюис теперь стоит у меня за спиной, растерянно моргая.
— Если честно, я здесь не для ареста, — уточняю. — Это не совсем официально. Просто хочу задать пару вопросов.
— Мы догадались, — бормочет Кейт, не сводя с меня глаз. Какая-то часть моего разума отвлекается на ее внешность. Медово-золотистые волосы, завитые, уложенные на плечи в манере как будто из другого времени. Алые губы, джинсовый комбинезон до колен, то, как поблескивает ее подводка для глаз. Рокабилли, так это называется.
Льюис кивает.
— Может, снаружи поговорим? — спрашиваю я, и он снова кивает, обходя меня.
— Конечно.
Мы выходим. Лысоватый тип снова начинает перебирать провода.
Мы выходим на солнечный свет, и, надо сказать, мне становится легче. Поворачиваюсь к Льюису. Он прячет руки в карманах. Кусает нижнюю губу. Дергается в ритме, слышном только ему. Он здорово изменился по сравнению с тем пацаном, которого я видела в девяностые. То же лицо, но длинное, детская припухлость исчезла. Высоко над нами по небу текут белые облака. Я снова окидываю здание взглядом.
— Приятное место, — замечаю я, пытаясь сгладить разговор. Льюис сухо усмехается.
— Ага, только въехали. Мэттьюс, тот парень с футболкой, он платит аренду. Пьян в сиську.
— Круто. Итак, «Вестсайдский блошиный цирк» или как там? Действительно оригинально.
— На самом деле, «Вестсайдский блошиный рынок», — поправляет меня Льюис, видимо, пытаясь понять, в чем дело.
— Никогда раньше о вас не слышала.
— Ну, ты не одна такая, — сообщает он мне, опираясь спиной о простенок. — Сейчас мы, скорее, на андеграундной сцене.
— О, верно. — Никогда не фанатела от инди: прокручиваю в голове шаблоны. — И под кого вы косите? Пинк Флойд? Радиохэд?
Он останавливает на мне тяжелый взгляд.
— Мы — джазовая группа. Просто чтобы ты знала.
— О. — Лицо заливается краской. Значит, пластинка Кэба Кэллоуэя на полу лежала там не просто так. А та штука, которую я приняла за стол, была на самом деле роялем.
Льюис Коулман — человек-паук. Нескладные руки и ноги: наверняка подарок из юности. Теперь, когда уже не так рано, а у меня нет похмелья, я вижу: выглядит Льюис куда здоровее, чем показалось с первого взгляда. Набухшие багровые вены побледнели. Взъерошенные, непослушные волосы, но заметно, что это сделано намеренно, а бачки переходят в рыжеватую щетину. На нем простая толстовка с капюшоном и джинсы.
А глаза теплого орехового цвета.
Я прокашливаюсь.
— Итак, слушай. Хочу спросить тебя кое-что, связанное с недавним убийством.
— Убийством? — Это застает его врасплох. Он таращится на меня.
— Да. Вчера утром, в Бруклинских доках.
— То самое... нет, погоди. Убийство в доках — это же монстр или что-то такое, да? Какого черта ты решила, что это связано со мной?
— Я такого не говорила, — перебиваю его. — Слышишь, я не про это пришла спрашивать. По крайней мере, не совсем.
Льюис трет шею.
— Окей. — Он замолкает. — Я тебя знаю? Кажется, видел где-то.
— На днях в Адской кухне. Ты на гитаре играл.