Со второй попытки она набирает в наладоннике верную комбинацию. Затем заходит в комнату А-44, совершенно не удивляясь темноте, которая там царит.
Далек был рожден в темноте, так что, вероятно, гибрид ее предпочитает. Она часто, но ненадолго задается вопросом, кем же был человек — участник того эксперимента. И осталось ли от него что-нибудь.
Она шарит рукой по стене в поисках выключателя. Находит.
Словно экран монитора, прямоугольное окно камеры оживает, озаряется светом. Сек, сидящий на краю койки, вздрагивает от неожиданности.
— Я думала, ты спишь, — говорит она без всякой попытки извиниться. Сек, с его кожей цвета сырых внутренностей, бросает на гостью резкий, недовольный взгляд и трет глаз, потом отворачивается.
— Я не спал, — отвечает он. Стекло толщиной в два сантиметра, но гибрида отлично видно.
Дениз усаживается: окно расположено достаточно низко, чтобы себе это позволить. Ее взгляд блуждает по запястьям гибрида. Какими они стали костлявыми! А рубашка висит на нем, как больничный халат. Он теряет в весе.
— Прошлым вечером ты отказался принять пищу, — отмечает она. — И утром то же самое. Могу я спросить: почему?
Сек делает вдох, опираясь локтями о колени. Он выглядит очень спокойным. Уже не впервые она замечает в его движениях странную медлительность, практически изящество. И вспоминает: по слухам, когда-то он был великим предводителем. Теперь они знают немного больше.
— Я не был голоден. У далеков нет понятия об употреблении пищи, так что с твоей стороны глупо считать, что я стану есть.
— Ты должен поесть. Так нельзя. — Если голос и звучит настойчиво, Дениз тут же прячет эмоцию. Сентиментальностью ничего не добьешься. — Если нет, то нам придется кормить тебя силой, и я уверена, никто из нас этого не хочет. Верно?
Теперь он к ней оборачивается, смотрит на нее лениво, почти с превосходством. Она научилась читать его эмоции.
— Уверен, ты и до такого опустишься. Я никогда не просил приводить меня сюда.
— Мы дали тебе свободу.
— И комендантский час.
— И все же, кажется, ты готов сотрудничать.
— В какой-то мере.
В Дениз начинает вскипать недовольство. Она трет ладонью лицо, стараясь успокоиться. Делает глубокий вдох.
— Сек, завстра в университете состоится пресс-конференция.
Без предупреждения Сек поднимается на ноги. Он не слишком рослый, но выглядит пугающе.
— Мы будем обсуждать запуск воздушного корабля и саммит, который будет на нем проводиться. По поводу отношений с Великобританией.
Сек начинает ходить по камере туда-сюда. Его щупальца в знак понимания слегка вздрагивают. Дениз втягивает носом воздух. Вспоминает развод. Сказать Элли, что папа больше с нами не живет.
Но сейчас немного иначе.
— Чуть позже, после обеда, будут обсуждать и другую тему — атаку слайзера. Конференция широко освещается прессой. Вряд ли они возложат ответственность на нас. Но...
Она замолкает. Гибрид оборачивается и вопросительно глядит на нее.
— Что «но»?
Она с трудом глядит ему в лицо.
— Мы можем... прервать эксперимент с Разломом.
Вот, он проскальзывает. Всего лишь на миг — изумленный, даже испуганный вид. Сек опускает голову, сглатывает, его взгляд мечется по полу.
— Этого не произойдет. Мы близки к прорыву, — резко возражает он.
— А я и не говорю, что мы прервем. Но, Сек, даже если мы продолжим, сомневаюсь, что получим хоть какой-либо желаемый результат. Рисков слишком много. Эксперимент стоит гораздо больше нашего годичного гранта, и, как мы заметили, привлекает внимание.
На миг Сек выглядит так, словно его предали.
— Мы не можем позволить вот так привлекать внимание общественности, — продолжает Дениз. — Не тогда, когда ты здесь.
— Нет.
— Сек, будь благоразумен. Мы же благоразумно вели себя с тобой.
— Вы били меня током.
— Тебя требовалось усмирить. В то время мы считали, что ты можешь оказаться враждебным. Но это случилось только раз, всего лишь раз. До того, как мы поняли, что ты сдашься без боя. Нет, взгляни на меня!
Сек сжимает кулаки и упирается ими в противоположную стену — так, что испещренные пятнами сосудов костяшки белеют.
Призрак вины на мгновение заглядывает Дениз в лицо.
— Посмотри на меня! — приказывает она. — Сек! Все еще под вопросом. Но нам всем приходится чем-то жертвовать.
Сек молчит. Потом коротко смеется.
— Жертвовать, — сплевывает он. — Не смей читать мне лекции о жертвах, доктор.
Он как-то странно произносит это слово — «доктор». Звучит очень конкретно, даже сокровенно.
Дениз встает. С нее хватит.
— Посмотри на меня! — Он оборачивается, словно окрик вывел его из раздумий. — Сек, мы должны были передать тебя ЦРУ, как только ты у нас появился. Но мы не стали, и нарушаем все уставы, держа тебя здесь. — Она говорит все громче и громче. Почти кричит. — Твой эксперимент никогда бы не сработал. Ты говорил о своих сородичах. Им не нравятся ни изменения, ни примеси в твоем ДНК.Пойми, ты находишься в куда лучших условиях, чем мог бы очутиться. Чего еще мы можем тебе дать?
Сек продолжает стоять, упираясь кулаками в стену, но потихоньку расслабляется. В его глубоком голубом глазу скрывается боль. Поражение. Едва ли не страх. Он медленно опускает руки и снова садится на койку. Дениз замечает, что он дрожит.
Неожиданно она вскакивает, чувствуя странную потребность, стремление. Сказать что-то успокоительное. Но какая в этом польза? Далеки не чувствуют.
Но Сек чувствует.
И раньше Дениз это не беспокоило.
— Завтра тебя выпустят из камеры, — сообщила она. И снова, легкое подрагивание. Он ее услышал. — Но не из сектора А. Твоя броня останется на месте до дальнейших распоряжений. Надеюсь, ты что-нибудь съешь.
Гибрид поднимает голову. Какое-то мгновение останавливает взгляд на Дениз. Разлом для него важен, и потому доверять ему нельзя.
Она замечает выражение его лица. Вспоминает, как задавалась вопросом, осталось ли в нем хоть что-нибудь человеческое. А теперь кое-что замечает. Доброту. Он наклоняет голову, глядя в стену.
— Спасибо, — бормочет он так тихо, что это едва ли шепот.
Дениз не спрашивает, за что, но кивает в ответ.
Дверь камеры закрывается.
Сек остается один.
====== Глава 17. Первопричины ======
— Сегодня мы отмечаем один из величайших триумфов человеческой инженерной мысли! Прямо в этот миг наш президент находится на борту воздушного судна «Вэлиант»…
— Прошу прощения, мисс, но мы еще не в эфире.
— Не в эфире? — расстроенно охает она со сцены.
Мне едва не выбивает глаз тренога, которую проносят мимо, и я, извиняясь, отскакиваю с дороги. Мы с компанией едва успели войти в лекционный зал, но я весь день провела на ногах. Бродя туда-сюда за доктором Алсуотер.
В зале полный бардак. Его заполонили орды фотографов, а репортеры в хорошо подогнанных костюмах и профессора в лабораторных халатах рассаживаются по местам. Съемочная группа ABC налаживает аппаратуру. Не стану притворяться, что мне это не по душе. Быть в центре событий.
Думаю, не позвонить ли маме, но тут же вспоминаю: мы же не разговариваем, да и опять все этим закончится. А Мелани не позвонит, потому что мы поссорились. И на смски она не отвечает. А папа наверняка слишком занят своей невестой…
Друзья осыпаются с меня, как осенние листья.
Пол постепенно превращается в змеиную яму, полную кабелей и проводов. Куча людей шныряет туда-сюда — болтают по телефону, шипя ругательствами.
По левую руку от меня человек, чьей тенью я по идее должна быть — человек с микрофоном на лацкане. Прошло уже пять часов, и я пришла к выводу, что эту женщину не хочу видеть больше никогда. Она та еще сука.
Но сам Колумбийский университет раскрылся передо мной, словно книга. Сочно-зеленые лужайки, густые, свежие после дождя, тропинка, замощенная белой плиткой, скользила между ними к парящим со всем величием колониального особняка пилястрам. Я разглядывала красный кирпич, отвернувшись от воплей протестующих, от бормотания собеседников за спиной.