Тайер осторожно отряхивает халат. На нем кровь: красная, но темнее обычной. Не принадлежащая девушке. Нужно переодеться побыстрее.
Он снова подходит к пульту, отключает все системы, так, как ему показывали.
Тогда Разлом, мурлыкнув, гаснет и закрывается.
====== Глава 19. Белая ржа ======
Холодно.
Жар в моем мозгу постепенно гаснет, а потом вскипает, словно в ледяной ванне. Я шиплю. Странное ощущение — не знаю, как его и описать. Моя кожа словно из газировки, и та пузырится. Пузырьки на языке, между пальцами ног, под веками. Словно меня сначала разобрали на атомы, а потом заново собрали.
Или, как когда мне было семь и я лежала с гриппом. Не слишком серьезным, но я помню жар: встревоженные лица родителей виднелись вдали, в розовом сиянии волшебных огней. И, когда меня усадили в теплую ванну, то вода ощущалась настолько ледяной, что я задрожала и попыталась выбраться. Похожее ощущение.
Лежу без движения. Не знаю, долго ли. Может, час. Или день. Точно, как в жару: все, что я могу — это оторопело ждать, пока все кругом встанет на место. И остынет.
И все кругом медленно остывает.
И только в какой-то момент я понимаю, насколько здесь холодно.
Что случилось? Знаю, что случилось. Но надо уложить все в голове. Я была в Колумбийском университете. Потом запуталась и потерялась в секретной лаборатории. Один ублюдок вырубил меня. И бросил в свет. Должно быть, жар именно оттуда.
Боже. Мне так плохо не было с выпускного, когда я словила плохой приход.
Где именно я сейчас нахожусь?
Осторожно двигаю головой. Левая сторона лица вся онемела. Расплющилась обо что-то.
Металл.
Идеально гладкая металлическая поверхность.
Пытаюсь сесть, падаю. Потом моргаю.
Свет тусклый. Как будто просвечивает сквозь пальцы, заставляя плоть сиять алым.
Я нахожусь где-то вроде туннеля. Пол из металла — мутной бронзы или меди. На ней ни щербинки — стальной каток. Ходить по такому трудно. Настолько скользкий, что мог бы быть и изо льда. Стены изогнуты и облицованы той же бронзой, но усилены толстыми балками из более темного металла — как брюхо кита. Туннель изгибается, свет крадется из-за угла, светит оттуда, где я не вижу.
Пытаюсь подняться на ноги. Безуспешно. Должно быть, это другая часть лабораторных комплексов — они тянутся в бесконечность. Так я думаю поначалу. Тип, который напал на меня, он толкнул меня в диск. В тот свет. Если он думал, что убьет меня, то ошибался. Скорее всего, он хотел выбросить мое тело в безопасное место.
Сек называл свет Разломом.
Его имя вспыхивает в моей голове. Я кривлюсь. Я хотела о нем разузнать? Ну вот, разузнала. Теперь забыть бы.
Надеюсь, тот парень, ударив, убил его. Он ставил на нас опыты. Как на лабораторных крысах. Потом и на себе. Плевать мне на то, кто такие далеки или откуда они взялись, но Сек может идти куда подальше.
От этих мыслей противный вкус во рту, и я ползу к стене, держась за одну из балок, чтобы устоять на ногах. На этот раз получается, но из глубин желудка поднимается тошнота.
Что-то не так с этим местом.
На стенах ни проводов, ни труб, которых ожидаешь в лаборатории. И почему проход такой широкий? Здесь могут два грузовика разъехаться, не зацепив друг друга. Над головой спиной кита вздымается потолок. Поворачиваю налево. Где свет. Туда. Должно быть, там выход.
Делаю шаг, и ноги скользят по гладкому металлическому полу. Я выкрикиваю:
— Эй?
Мой голос приглушенным эхом катится по проходу. Подошвы негромко звякают об пол. Мне нужно пройти около семисот ярдов.
Сворачиваю за угол.
— Эй? Кто-нибудь меня слышит? Этот тип закрыл меня здесь! Может, вы хотите…
Но я тут же застываю на месте. Слова катятся вдоль стен в тишине.
В стене передо мной — шестигранная ниша около метра в диаметре. А сияет и блестит, как умирающая звезда, огромная настенная лампа. Стекло все в пыли, как будто за ним никто не смотрел, ток неторопливо бежит по нитям. Не Разлом. Из меня словно выпустили воздух. И впереди, и за спиной туннель изгибается.
Я могла бы поклясться…
Как отсюда выбраться?
Прислоняюсь к стене, чтоб не упасть, и вдруг понимаю, что она проржавела. Окидываю окрестности взглядом. Свет лампы проявляет все: сюда уже давненько никто не заглядывал. И пахнет неприятно. Словно реактивами или кровью. Это место как будто изолировано. Медленно приходит в негодность. Медная облицовка выглядит футуристично — но ретро-футуристично, как видели будущее в шестидесятых. Похоже на заброшенный завод. Когда-то давно им пользовались. Но даже представить не могу, куда меня занесло. Что-то в обстановке меня пугает.
Даже лампа, когда я разглядываю ее — что-то не то с тем, как она выглядит. То, как ее удерживают ромбовидные решетки. И никаких заклепок или шурупов. Непривычно.
И тут я наконец замечаю. Холодок в воздухе. То, как болит мой желудок. И уши — как будто сильное давление. Меня не просто тошнит после того броска. Телу не нравится то, что его окружает. Оно резко против. Здесь ему не место.
И тогда, в повисшей тишине, я слышу этот звук. Что-то приближается. Низкий, негромкий гул, словно шум двигателя, постепенно становится все громче и громче. Изгибы туннеля искажают его. Звук механический, но знакомый. И он так внезапно нарушает тишину, что я замираю, ошалев. Он доносится откуда-то из прохода.
Инстинктивно я застываю так тихо, как только могу. Прижимаюсь к стене, замерев.
Первым делом я вижу тень, которая в свете лампы ложится передо мной. Любопытная тень — вся из четких линий, некоторые части выдаются вперед, как у танка. Или…
У далека.
Тот, все еще скрытый в тени, медленно приближается. Да, это далек. Стою, не шевелясь, но этого я не ожидала. Так близко я вижу его во второй раз в жизни. И не нужно вспоминать, что я прочитала с того монитора. Все страхи моего детства заново вскипели и поднялись наружу.
Что он здесь делает? Других далеков? Сколько их здесь, у них?
Далек движется неторопливо, дрожа и вибрируя, словно от старости. Окуляр горит призрачно-белым, не голубым, и слегка помаргивает, постоянно тускнея и темнея.
Он выглядит иначе. Броня скучного темно-серого цвета, маленькие купола, покрывающие его нижнюю секцию, черные. Только очертаниями похож на модель Сека. Выглядит менее мобильно, более округло, и тоже никаких креплений. И тем не менее, он проржавел. Темные полосы, словно грязные слезы, текут по его бокам там, где пролилось масло или другая жидкость.
Он словно вышедшая из обращения, устаревшая модель, непрактичная и забытая. Но мое сердце все еще колотится о диафрагму. Естественно, мне страшно.
«Просто стой смирно, — говорю я себе. — Ты в слепой зоне».
Если я не стану шевелиться, укрывшись за балкой, далек меня не увидит. Его окуляр, словно фонарик, светит точно в пол. При таком дизайне у него не должно быть бокового зрения.
Задерживаю дыхание.
Далек так близко, что от его двигателя подрагивают стены и пол. Он движется бесцельно: путь ровный, но что-то призрачное скрывается в его скольжении. Он плотный и тяжелый, но из-за возраста похож на разлагающуюся плоть.
И неожиданно пол прекращает дрожать. Далек замирает на месте.
Дыхание застывает в легких.
Далек остановился. Как будто что-то услышал. От того, что его двигатель молчит, жутко. Ужасно. Опасно. Теперь, оттуда, где я стою, можно сбежать, только обогнув балку. Вдруг окуляр далека поднимается и смотрит прямо вперед. В его центре — маленький черный кружок, словно центр мишени. Или зрачок. Это придает ему потрясенное выражение. Или гневное. Глаз хищника. Наводит резкость.
Он знает, что я здесь.
Тишина рассыпается на части: далек начинает говорить. Его голос раздается через поврежденный от времени динамик, лампы на голове моргают резким светом.
Он говорит на незнакомом языке. Слова агрессивно скрежещут, но в то же время болезненно тянутся. Голос такой высокий, что от него болят зубы. Неожиданно вспоминаю, что рассказывал Малкольм о далеках, когда мы были детьми. Как он смеялся. Шутил о роботе-убийце.