— Окей, — медленно говорит Элиза, отбросив печаль ради прагматизма. — Итак, кажется, сейчас для меня главное — выжить. Войти они не могут, знаю, но как бы выйти нам?
Я оборачиваюсь и указываю направление. С другой стороны помещения — еще одна дверь, выключатель тускло помаргивает. Я подбегаю и жму на него. С болезненным грохотом барьер начинает подниматься.
Далеки снова штурмуют вход: на этот раз металл со стоном прогибается.
— В коридор, — приказываю я, — беги и слушай мои указания. Вперед!
Элиза ныряет под дверь — та поднялась только наполовину, — а я следую за ней. Коридор за ней гораздо темнее встреченных нами ранее, но (слава Давросу!) я понимаю, что он поднимается вверх.
— Что теперь? — слышу крик Элизы, хотя видеть ее не могу.
— Прямо вперед, ощупью вдоль стен, если нужно. Но поторопись.
Слышу, как стучат ее шаги по металлу, но из-за спины доносится мощный треск: дверь пульта поддалась. В коридор прорываются злобные вопли далеков — явственней, чем когда-либо.
Я ошибался, веря так сильно в прочность далеканиума.
Бросаюсь вверх по склону, пока не догоняю человека. Мы, по моим сведениям, в шести уровнях под поверхностью: я посчитал, когда мы попали в вестибюль. Так как частично Город находится под землей — фатомы и фатомы забытых уровней, — нам невероятно повезло, что Разлом вынес нас сюда, а не в глубинную секцию. Навскидку я могу предположить, где мы: должно быть, в экологическом секторе. Жаль, что броня не со мной, тогда бы я знал точно. Когда речь заходит о безопасности и умственных способностях, броня имеет свои преимущества: нет нужды все запоминать, раз уж в любую секунду можно получить доступ к файлу. Будь я внутри своей транспортной машины третьей модели, мы бы знали наше точное местоположение, словно разложив карту.
Но как бы то ни было, в любом месте города возможно найти путь на поверхность.
Я знаю, что далеки медлительны. Вряд ли они нас настигнут, если мы продолжим путь в том же темпе. Элиза бежит, и я слышу ее дыхание. Думается, она в отличной форме. Но моя грудь болит. Я старше и слабее Элизы. Еще одно преимущество брони — отсутствие необходимости питаться. Я не понимал, что это так отрицательно повлияет на меня. Я истощен, и голод, когда я обратил на него роскошь своего внимания, начинает ощущаться болезненно.
Нужно быть сильным. Я набираю скорость, потому что Элиза начинает меня обгонять. В конце туннеля виднеется тусклый свет, но он не оттуда, куда мы направляемся. Вероятно, это снова искусственное освещение. Здесь должен быть поворот направо. Затем подъемник, который мне, возможно, придется активировать: судя по состоянию туннеля, ни один далек много лет сюда не заглядывал. Пол холодно покалывает босые ступни, каждый шаг как укол. А слой слизи грозит мне возможностью поскользнуться. Тяжело дышу, и, к собственному раздражению, неожиданно осознаю, насколько неприглядно, должно быть, я выгляжу. И тогда кляну себя за эмоции, за то, что отправился на Землю, за зависть к людям, за попытки быть умнее.
Мои колени подгибаются.
Мне приходится крикнуть, потому что Элиза, скользнув, тормозит. Мотнув головой, она испускает ругательство.
— Ты в порядке? Ебана, блин, Сек, только не сейчас!
Я смогу добраться до зияющего входа в коридор, по которому ведет наш путь. Пытаюсь подняться, но это требует слишком больших усилий. Представляю, как появляются другие далеки. В белых наростах на гниющей броне. Интересно, как скоро я умру?
— Иди! — задыхаясь, говорю я, каждое слово на выдохе. — Только поверни направо.
— Черт возьми, нет, — отрезает Элиза, и, когда она хватает меня на руку, поднимая, я едва не вздрагиваю. Не люблю контакт. Не люблю, когда меня касаются. Ничто не касается далека, я — уникальный случай. Но Элиза осторожна и, ведя меня вперед, продолжает держать меня за руку. — Идем. Понятия не имею, куда, и бросить тебя сейчас будет сволочным поступком. Боже, ты тощий, как скелет. Когда ты в последний раз ел?
Мы сворачиваем за угол. Я молчу.
Прямо перед нами, освещенный столбом света, находится подъемник: обычный, сконструированный для далеков металлический диск, поднимающийся по четырем гидравлическим стойкам. Рядом с ним — небольшой пульт управления.
— Забирайся, — говорю я Элизе.
— Как мы его запустим?
— Ударишь по сфере на пульте. Наш общий вес включит подъемник.
Стиснув зубы, Элиза подтаскивает меня к пульту, потом мы карабкаемся вверх. Я оглядываюсь в коридор и вижу отблески света на полу — словно там горят факелы. Подъемник слегка покачивается под нашим весом. По сторонам и вниз тянется пустое темное пространство. Лучше бы подъемник работал.
Первый далек сворачивает за угол.
— Он не реагирует, — предупреждает Элиза, и я вижу в ее глазах страх перед далеком.
Все, что я могу, это смотреть. Все годы я скучал по этим очертаниям. Белый глаз сияет, и остальное тело на контрасте кажется темнее. За ним горит белым светом глаз следующего далека — зловещая подсветка. Его форма искажена гнилью, растущей на боку.
Но тут же появляется следующее воспоминание.
Как меня тащат, закованного, задыхающегося.
Унижение.
Свет ослепляет, рявкают, катятся барабанной дробью голоса.
Я не хотел верить. Похоронил память об этом, романтизировал, тосковал, ностальгировал по тому, что невозможно более. Пытался забыть, как мои собственные далеки убили меня.
И вот, пожалуйста, снова то же самое.
Но в тот миг Элиза, сердито и испуганно вскрикнув, бьет по пульту ногой. Подъемник вздрагивает. И тогда мой желудок проваливается: мы начинаем подниматься.
Далеки бессмысленно повторяют свой боевой клич, их выстрелы освещают вспышками коридор — и исчезают, сменившись стенами шахты.
Элиза трескуче смеется — в этом звуке что-то маниакальное. Устроившись рядом, поджав ноги, я ловлю себя на том, что тоже еле слышно смеюсь.
Она опускается на колени. Над нами — крохотный круг света, который постепенно растет, освещает все вокруг. Он сероватый — ни следа искусственной стеклянной желтизны. Мы движемся к поверхности. Мы достигнем задуманного.
Теперь, когда я могу наконец разглядеть Элизу, вижу ее улыбку. И все же по ее щекам текут слезы. Как у нее получается быть счастливой и несчастной одновременно? Недоумеваю все сильнее.
— Совсем на волосок были, — замечает она странно высоким голосом.
Киваю.
— Да. Немного не хватило.
Что-то хрустит: Элиза сует руку в карман брюк и достает цилиндрическую упаковку.
— На, возьми. Тебе нужен сахар.
Я с подозрением оглядываю предложенное. Еще секунды назад нас едва не убили. Выглядит так, словно она решила отметить это событие.
— Что это? — Мне хочется знать.
— Да просто «ментос». Единственное, что мне удалось стибрить с работы. Забыла, что взяла их.
Она вытряхивает содержимое в ладонь — небольшие белые предметы, — и предлагает их мне.
— Давай, ты как выжатый лимон.
С благодарностью беру один и отправляю в рот. Раскусываю и едва не выплевываю — язык охватывает ледяным холодом.
— А!
— В чем дело? Ну же, не устраивай из этого драму.
— Мне не нравится. Оно жжет рот!
— Да это же просто мята. Пара секунд — и будет сладко. Давай, надо его доесть.
Я проглатываю как раз в тот момент, когда возникает сладость, и холодок опускается по горлу.
— Это… это было мерзко. Тебе они и правда нравятся? — спрашиваю я с содроганием.
Элиза фыркает, ее лицо весело морщится. Странно. Мне вовсе не кажется, что я вел себя смешно. Она просто пыталась меня отравить.
— О, божечки. Ты все пытаешься быть крутым и таинственным, но на самом деле ты просто пуся.
— О.
Не знаю, как на это реагировать. Но неважно, насколько ужасной была мята — я чувствую легкий прилив энергии.
Элиза вручает мне остаток смятой упаковки.