— Это там?
— ДА! ВПЕРЕД!
Уговаривать меня не надо, я ускоряю бег. Треугольник все больше и больше…
Мимо проносится синяя молния, и я ныряю, уклоняясь. Отражаясь от стен, она ударяет в дверной замок, сыплются искры. Моментально сбиваясь с толку, поднимаю голову. Скрипя многовековой ржавчиной, дверь начинает опускаться.
— Нет!
Видя, что случилось, Сек замедляет ход.
— БЕГИ, ЭЛИЗА! — приказывает он. — БЫСТРЕЕ, ТЫ СПРАВИШЬСЯ!
Я в ужасе и хочу остановиться. А что будет с ним? Он сможет попасть внутрь? И все же бегу, потому что щель становится все уже. Даже я с трудом смогу пролезть. Бросаюсь на пол и протискиваюсь внутрь. Изнутри веет холодом.
— Сек! Ну давай же! — кричу я в щель. На долю секунды замечаю голубой окуляр, который бешено глядит на меня, а потом узкая, с волосок, щель с чудовищным грохотом закрывается.
Тишина.
Я с нарастающей паникой и злостью колочу в дверь. Он в ловушке. Нельзя его бросить! Ни за что! Жму кнопку, но из нее поднимается клуб черного дыма. Не работает.
Потом из-за двери доносится приглушенный голос.
— ЭЛИЗА, ТЫ ТАМ?
Прижимаюсь к ней ухом.
— Сек, мне так жаль…
— НЕ НАДО РАССТРАИВАТЬСЯ, НУЖНО ИДТИ ДАЛЬШЕ. Я ЗАДЕРЖУ ДАЛЕКОВ.
— Но…
Сек перебивает меня:
— РАЗЛОМ НАХОДИТСЯ В ВЕРХНЕМ ЗАЛЕ ИМПЕРАТОРСКОГО ОТСЕКА. НО НА ТРЕТЬЕМ УРОВНЕ ЕСТЬ ВТОРОЙ ВЫКЛЮЧАТЕЛЬ. ОН УПРАВЛЯЕТ ДВЕРЬЮ.
В груди трепещет надежда.
— НАД НИМ ВЫБИТ ТРЕУГОЛЬНИК, — продолжает Сек. — Я ВОШЕЛ С ЕГО ПОМОЩЬЮ. ТЫ БЕЗ ТРУДА НАЙДЕШЬ ЕГО. ИДИ!
— Окей.
— ТЫ НЕ ПРОЙДЕШЬ МИМО РАЗЛОМА. ОН НЕ ЗАКРОЕТСЯ. ЖДИ МЕНЯ ТАМ.
— Но… погоди! А как быть с далеками? Их болезнью? Ты… — Слова замирают в горле. Я зря трачу время. Чтобы помочь ему, нужно бежать как можно быстрее.
— Тогда скоро увидимся. Удачи!
— И ТЕБЕ, — мурлычет Сек, и тогда я бегу прочь.
Я в громадном зале с каменными стенами, освещенном красноватым светом. Похоже на собор — и даже запах такой же затхлый. Форма сводов кажется знакомой. Да. Это форма гигантской статуи далека, стоящей в центре города, только изнутри.
Вдоль стены вьется галерея, медленно поднимаясь вверх, и я иду по ней. Выше и выше, пока не добираюсь до освещенного прожекторами медного потолка.
Врываюсь в полуразрушенную комнату.
Один уровень! Продолжаю бежать, наплевав, что ноги болят. Кажется, где-то раздался взрыв: надеюсь, я не опоздала. В следующей комнате я едва не задыхаюсь, моргая от дыма: над протекшим топливным баком слабо мерцает пламя. Интересно, давно ли оно горит?
Два уровня. Думаю о доме. О голубом небе, мягкой постели. И о горячей ванне — кожа вся пыльная и зудит.
Третий уровень. Схожу с галереи, и, конечно же, в комнате полным-полно выключателей, расположенных так, чтобы мог достать далек. Но унывать рано — я почти сразу нахожу треугольник. Он над ближайшим выключателем.
— Поехали, парень-далек, — бормочу под нос. Жму кнопку, и она загорается красным. Вдали слышится скрежет. Сек свободен. Победа! Мы оба свободны.
Я снова иду по галерее — она едва заметно снижается. Интересно, насколько высокая эта штука? Думаю, зал с выключателями примерно в верхней части юбки каменного далека, если судить по виду. Но добраться туда реально.
Внезапно я погружаюсь в раздумья. Думаю о том, как вернусь в Нью-Йорк, в Америку, на Землю. Как снова увижу отца, Мелани, Малкольма. Да и к маме надо бы заглянуть. Но как им все это объяснить? Смогу ли я снова вернуться к нормальной жизни?
И тогда я задумываюсь о Секе. А что делать с ним? Вернется на Манхэттен, и его до конца дней упрячут в лабораторию, пока я буду пытаться жить нормально? Неприятная мысль, и на миг я замедляю шаг. Едва ли такая жизнь стоит того, чтобы жить. Его могут обвинить в случившемся. А если я попытаюсь встать на его сторону, объявят, что у меня Стокгольмский синдром. Но это не так, я не была его пленницей.
Шаги сухо отдаются от стен, пока я раздумываю.
«Я останусь там с ним».
Решение настолько неожиданное, что я изумляюсь сама себе. Но потом понимаю, что да, так и будет. Что бы они ни говорили, Сек не чудовище. Я повидала настоящих далеков и теперь вижу разницу. Конечно, он еще тот урод, но у него есть чем с нами поделиться. Сек — самый странный и самый мудрый из тех, кого я встречала, а еще человекодалеков больше не будет. И я так считаю не из жалости. Нет. Теперь он мой друг. И я сделаю, что смогу.
Я наконец добираюсь до конца галереи. Скат обрывается, и я оказываюсь в узком, похожем на трубу коридоре.
Его заливает светом, словно на том конце восходит солнце. Слышится электрический гул, от которого в ушах звенит — и он мне знаком!
Разлом.
Да!
Я добралась!
Сек будет здесь в любую минуту. Он легко обгонит далеков, прорвется, закроет Ралом и освободится. Мысль о доме еще ни разу так меня не радовала.
Сворачиваю за угол.
И что-то бьет меня в грудь. Брызгает кровь, трещат ребра… это не оружие далеков и не осколок от взрыва.
В меня попадает пуля.
====== Глава 26. Кровь и свет ======
Издали эхом доносится выстрел. То, что я слышу его сквозь шум собственного оружия и выстрелы других далеков — просто чудо. Должно быть, его вычленили мои сенсоры. Звук идентифицирован: человеческое происхождение.
Я все это время сдерживал далеков у основания Императорского монумента, но в этот миг я замираю, развернув купол. Гляжу вверх и назад. В мире голубой сепии компьютеры говорят мне куда больше, чем мог бы разглядеть человек. Точное местоположение. Марку оружия, произведшего выстрел.
«Элиза!»
Это единственная моя мысль. Начиная паниковать, я разворачиваюсь прочь от нападающих, но моя срединная секция все еще обращена к ним. Поднимаюсь по склону, наращивая скорость. Продолжая стрелять, начинаю вознесение. Но мое оружие нестабильно. В большинстве случаев оно просто бесполезно вспыхивает и каждый раз требует подготовки.
Вот взрывается, охваченный пламенем, очередной далек и заваливается на других, создавая затор. Но этого мало. Нужно остановить их. Элиза в опасности, а времени недостаточно.
Скольжу на второй этаж. Безумные вопли далеков теряются за полуметровым металлическим листом. Вот! Теперь я знаю, что делать.
Целюсь в пол. Максимизирую подачу энергии на оружие. Огонь!
Вспышка белого света. Когда она гаснет, оплавленное, светящееся покрытие начинает съеживаться, как старая тряпка, а затем разрывается пополам, с оглушительным стоном обрушиваясь на далеков.
Но я не останавливаюсь посмотреть. Нужно двигаться дальше. Мое оружие направлено теперь вперед, и я поднимаюсь по склону. Этаж за этажом, этаж за этажом.
Достигнув купола каменного далека, я в бешенстве и отчаянии штурмую узкий, похожий на трубу коридор. Сворачиваю за угол, к смотровой площадке.
И первое, что я вижу — темная полоса на ржавом полу. Она блестит в свете яркого белого диска, висящего за ней. Это кровь. Не нужно видеть красный цвет, чтобы это понять. И, судя по тому, что я вижу, крови слишком много.
Двигаюсь по следу к центру помещения: именно туда оттащили обмякшее тело. Руки и ноги Элизы дрожат. Она пытается сесть, но не может.
А на полу рядом с ней, словно в еще более сильной агонии, сжимается никто другой, как Патрик Тайер. У него на коленях, под скрещенными руками, лежит штурмовая винтовка. Он прошел через Разлом и застрелил Элизу.
— ПРОЧЬ ОТ НЕЕ!
Меня охватывают ужас и ненависть куда более мощные, чем я когда-либо ощущал. И в этот миг я хочу убивать. Годы тишины и пацифизма, проведенные в Нью-Йорке, моментально смыты прочь. Я хочу, чтобы Тайер умер. Он ранил мою подругу, и из-за него она погибнет. Он поднимается на ноги. Я навожу на него прицел, готовлю оружие.
И это становится моей самой большой ошибкой. Потому что Тайер быстрее. Раздается выстрел, и все вокруг чернеет. Моя броня кружится, и я понимаю, что произошло. Он попал в окуляр! Самое слабое место далеков. Я слеп.