Меня поглощает смертельная чернота. Снаружи ничего не видно, и я корчусь, пытаясь сбежать. Паника может довести меня до безумия.
Но я все еще могу слышать.
— Господи, — задыхаясь, произносит срывающийся мужской голос. — О боже.
— ЭЛИ-ЗА? — зову я, и, к моему облегчению, говорить я еще могу. — ЭЛИ-ЗА, ПРОШУ, ОТВЕТЬ…
Откуда-то из пустоты неразборчиво клокочет женский голос. Она в сознании. Но от боли, слышащейся в нем, меня охватывает страх.
Нужно добраться до Элизы. Стрелять в Тайера нельзя, есть риск попасть в нее. Я продвигаюсь вперед. Раздается шаркающий звук. Щелчок механизма.
— Н-нет, — слышится голос Тайера. — Н-нет, т-ты… н-не подходи! Стоять!!!
Замираю. Гнев кипит внутри меня.
— ТЫ ЗАСТРЕЛИЛ ЕЕ! — реву. — ЗАЧЕМ?
Задыхающийся голос отвечает:
— Я бы… я бы… я ждал тебя! — говорит Тайер, словно огромный ребенок, заплаканный и жалкий. — Это в-вышло случайно. Я не хотел! Н-не знал, что первой придет она.
Снова двигаюсь вперед. Но затем Элиза испускает крик — наполовину болезненный, наполовину, кажется, даже гневный.
— Н-нет, держись подальше, — предупреждает Тайер, неожиданно заговорив очень быстро. — Иначе я прострелю ей голову. Стой на месте, или она… она умрет!
Элиза все равно умрет. Она будет сопротивляться, это в ее натуре. Но для этого ей не хватит сил.
— ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?
Перекрывая отдаленный гул Разлома, Тайер откашливается и сплевывает.
— Чт-тобы ты… остался здесь, — отвечает он. — Здесь… где бы это ни было. В аду, где тебе самое место. Я же вернусь через разлом, а ты расскажешь, как его закрыть.
Значит, вот и все. Мне суждено остаться и умереть на Скаро. Нет. Я не смогу. Но затем вспоминаю об Элизе. Теперь у нее есть шанс.
— ТОГДА ЗАБЕРИ ЕЕ С СОБОЙ, — умоляю я. Слышу чье-то движение.
— Нет, — неуклюже бормочет Элиза слабым, надломленным от боли голосом. — Только с тобой… я… я обещала.
— Я не стану брать ее с собой, — заявляет Тайер со внезапной неумолимостью. — Она заговорит. Расскажет всем, что случилось!
— Что?.. — начинает Элиза, и вот она, борьба. Только она сводит ее к словам: — Что ты пробил во мне сраную дырку?
— Нет!!! — верещит он голосом, полным безумия. — Обо всем… таком!!! Расскажешь об этом чудовище! О том, что Колумбийский научный центр держал его у себя, кормил, верил ему, даже зная, что он из себя представляет! Убийца! Но нет, не я. Я хороший человек! Единственный среди всех в этой чертовой отрасли! И я все делаю правильно.
Слушаю, пытаясь наметить в темноте путь. Он безумен, а его слова ранят. Но я не обращаю на них внимания.
— ПОЧЕМУ ЖЕ ПРАВИЛЬНО? — слышу собственный вопрос. — КАК Я МОГУ БЫТЬ ЧУДОВИЩЕМ, А ТЫ — ХОРОШИМ, ЕСЛИ ИМЕННО ТЫ НАЦЕЛИВАЕШЬ ОРУЖИЕ?
Повисает долгая пауза. Раздается тяжелое дыхание Тайера. Время заканчивается. Скоро появятся далеки. Но Элиза истечет кровью еще раньше.
Я принимаю решение. Оно рискованное. Но нужно заставить Тайера понять.
Начинаю меняться внутри брони. Деформация не так ужасна, как бывало раньше, и процесс не настолько медленный. В крохотном и тесном пространстве я снова становлюсь тем, кто напоминает человека. Мне придется рискнуть.
Броня раскрывается, и меня приветствуют румяные отблески света, которые становятся все ярче. Когда я выпрямляюсь, Тайер, с отвращением на изможденном лице, целится в меня из винтовки. Элиза свернулась в позе эмбриона у его ног. Ее рубашка вся в крови, такой темной, что кажется черной.
Делаю шаг вперед.
Тайер поднимает оружие.
— Еще один шаг, и… — предупреждает он, но его голос срывается. Лицо все мокрое от слез. Непонимающе гляжу на него. Что же я сделал такого, чтобы ему хотелось из-за этого смерти невинному человеку? Чтобы вызвать в нем такую ненависть? Гляжу на Тайера, отчасти видя в нем себя. И внезапно мне становится жаль его.
Опускаюсь возле Элизы на колени, и мои руки дрожат. В броне ее пронести нельзя. Я в ней слеп.
Подхватываю ее под плечи и колени, кровь заливает мою кожу.
Тайер все еще целится, но теперь винтовка ходит ходуном.
Элиза вздрагивает, когда я пытаюсь поднять ее. Глаза ее открыты, но зрачки расширены, огромные, как у совы. Элиза протягивает руку и обнимает меня за шею. А Тайер все еще не стреляет. Выпрямляюсь. Делаю шаг, затем второй. Подальше от человека с ружьем. Прохожу под дугой арки в соседний отсек — туда, где сияет Разлом.
— Мы, далеки, убийцы. Ты прав, — говорю так, чтобы Тайер слышал. — Все далеки такие. Мы убивали и убивали, желая очистить вселенную от тех, кто не похож на нас.
Я прошел мимо Тайера. Я не могу его видеть. В любой момент пуля может пробить мой открытый мозг, и все будет кончено. Но каждый момент отложенной гибели дает мне возможность сделать еще один шаг к безопасности.
— Мы убивали из ненависти. Но и из страха тоже. И, если подумать, что такое ненависть, как не одна из форм, которую принимает страх? Убиваешь врага, потому что боишься, что он сделает то же с тобой. Так что мы с тобой не так уж и отличаемся.
Чувствую, как бьется у Элизы сердце. Ее пальцы слабеют. Мы цепляемся друг за друга. Прижимаю ее крепче. Перед нами висит Разлом — жемчужно-белый, брызгающий искрами плазмы. Он заливает это ржавое, омертвелое место жгучим светом. Выстрела все еще нет.
Разворачиваюсь, чтобы посмотреть Тайеру в глаза. Он держит палец на спусковом крючке, но все его тело трясется. В глазах страх. Но боится Тайер не нас. Себя.
Он медленно опускает винтовку.
И неожиданно его тело, изогнувшись дугой, вспыхивает белым, и так ярко, что сквозь плоть виден скелет. Он кричит. Я отшатываюсь. Память о боли, настолько мучительной и всепоглощающей, что вынести ее не сможет никто, бьет меня с той же силой, с какой, наверное, и Тайера.
Извиваясь, он валится на пол.
Из жерла туннеля, гудя, появляется далек, его броня облеплена сводящей с ума ржавчиной. Он снова стреляет. Винтовка выпадает у Тайера из рук. Он еще жив. Сразу он не умрет. Выстрел слишком слаб для убийства. И спасти его нельзя. Но я вижу, как вперед выезжает моя броня. Ну конечно! Механизм самозащиты. Двигаюсь я, движется и она. Преграда между нами и далеком.
Элиза кашляет, дрожа всем телом. Времени нет. За долю секунды я собираюсь с мыслями. Раздается последний выстрел.
Я касаюсь разлома, и мы загораемся.
Жар — ослепляющий, жгучий, рвущий на части. Он охватывает меня, охватывает Элизу. Выдержит ли она? Не станет ли шок от переноса слишком сильным?
Но затем, словно волна из ледяного потока, я обрушиваюсь на каменный пол. Элиза выскальзывает из рук.
Потом я слышу крики паники. Слева — пульт управления, плотный и знакомый. Свет отражается от огромной стеклянной стены.
Люди в белых халатах. Колумбийский исследовательский центр, Манхэттен.
Мы снова на Земле.
К нам мчится Дениз. Волосы распущены, на лице ни следа обычной ледяной твердости, а губы искажены криком, которого я не слышу. Юноша с каштановыми волосами, чье имя Хайнкель, поднимает голову, отвлекшись от панели, и переводит взгляд с меня на Элизу. Вокруг толпятся еще люди в белых халатах, но я едва замечаю их.
Элиза прижимает руки к груди. Между пальцами проступает кровь. Изогнувшись серпом, она лежит лицом ко мне. На миг мы встречаемся взглядами. И что-то вспыхивает. Улыбка. Возможно, благодарная. Но затем Элиза закрывает глаза и роняет голову на пол.
— Помогите ей! — слышу собственный голос. Я почти выкрикиваю эти слова. — Спасите ее и отключите Разлом! Разрушьте его! Но помогите ей!
Краем глаза замечаю огромный и массивный объект, опускающийся за нашими спинами из Разлома. Чувствую жар, дрожь электричества. Всего мгновение — и я узнаю собственную броню. Но мне плевать.
Людей охватывает хаос. Хайнкель качает головой. «Они не могут его отключить». Тратят зря время. Мои пальцы становятся скользкими, а одежда вся в пятнах от крови Элизы. Она заливает клинически чистый бетонный пол. Вытекает прочь из нее. Из моей подруги. Нужно, чтобы они спасли ее.