«Какая станция? Что ты несёшь? — ответил внутренний голос, неизменный скептик. — Начитался бреда и увидел сон… Шалаш с кабелем… Ты ещё любимую женщину потребуй!»
И тут память вернулась к Лёшке, больно ударив по удивительному, но совершенно нереальному сну:
… он бежит за ободранным троллейбусом изо всех сил, реализуя последний шанс доехать до дома. Успел…
Пьяная бабища и её ухажёр… Троллейбус резко тормозит, Лешку прижимают к стойке прохода… Вожатая объявляет, что сорвало башмак… Все бросаются в следующий троллейбус, который как раз подкатил сзади.
Портфель… его безжалостно вырывают, выкручивают. Лёшка выпрыгивает за ним, подхватывает, но троллейбус не ждёт, исчезает за поворотом…
Дождь, мерзкий и нескончаемый… Девушка-вожатая в неисправном вагоне, ссора с ней, неподатливые двери, визг, удар по его пальцам…
Вот в душе зарождается решимость — покончить с этой ненавистной и неудачливой жизнью. И верно, стоит ли жить изгою, мальчику для битья, совершенному лузеру? Сосна, брючной ремень на шее… Беспамятство…
Лёшка потряс головой, стряхивая неприятные воспоминания, поднёс циферблат к лицу. Часы показывали девять. Самая тощая стрелка истерически дёргалась, очерчивая извечный круг: «Идут… Наверное, утро…»
Дождь продолжался. От серого неба ждать солнца — безнадёжно. Лёшка уныло проломился сквозь мокрые кусты по вчерашним следам. На пустой дороге стоял тот же ободранный тускло-синий вагон с номером 43. Створки дверей, которые вчера не пустили Лёшку в сухость, так же плотно сжимали свои вертикальные чёрные губы. Девчонка сидела в кабине, опустив голову на руль — спала, наверное.
Лёшка постучал кулаком в дверь, крикнул сильно и громко:
— Нина, открой!
Та вздрогнула, увидела его лицо, вскрикнула. Её лицо исказил страх. Троллейбус резко рванул с места и покатил прочь, набирая скорость.
— Ну, нет! — скрипнул зубами неудачник, бросаясь вдогонку.
Он на удивление легко оказался у задней двери, вдавил пальцы в неподатливую щель между чёрными резиновыми полосами, раздвинул створки и успел поставить ногу на порожек. Троллейбус мчал с дикой скоростью, Нина причитала, пока Лёшка пересиливал сопротивление двери, протискивался внутрь и бежал по проходу к ней. За окнами с бешеной скоростью мелькали деревья, столбы и чёрт знает что ещё, отчего голова кружилась. Но вот и кабина вожатой. Плач и причитания стали слышнее, троллейбус свалился с дороги и уже медленно кувыркался невесть куда, однако вечный лузер дотянулся к Нине, схватил в охапку и радостно прижал к себе, думая об одном: «Пусть разобьюсь! Зато с ней, вместе…»
Удар! Сознание померкло…
… и никого поблизости. Лёшка ничего не понимал. Он, только что совершивший отчаянный, самоубийственный поступок в странном будущем — мгновенно оказался в осточертевшем настоящем. Да, он стоял возле здания института магнетизма, где отбыл скучный рабочий день в статусе помощника дежурного электрика. За спиной захлопнулась дверь проходной, ночной вахтёр лязгнул засовом. Впереди темнел поздний вечер, почти ночь, воплощённая тоска в виде улицы с редкими фонарями и без единого троллейбуса, который доставил бы пассажира на другой конец города.
— Вот блин, всегда так, — робко проверил голос Лёшка.
Да, он мог говорить. Значит, это не сон. Значит, время сделало петлю и вернуло его домой. В пошлое, безрадостное время, где не будет приключений, не будет испытаний, где максимально возможный апокалипсис — это мордобой от гопников или нацболов! Где ему никогда не встретится удивительная напарница по имени Гарда!
— Блин, да как же так! Почему? Я хочу туда! — взмолился Лёшка, роняя портфель и закрывая лицо руками.
Он выл от горя, понимая, как много потерял в том времени, как много не сделал и как много не сказал. Не извинился перед Юрой за невольное хамство. Не сказал спасибо Виктору. Не сказал Флоре, что больше не хочет с ней встречаться. А главное — не сказал Нине, что она ему нравится.
— Урод! Самоубийца! Идиот! Зачем я это сделал? Можно же было механически включить! Веревку к рубильнику, груз и свечку, чтобы пережгла фиксатор! Идиот, Сайрус Смит сто лет назад до этого додумался, а я?
Недавний попаданец в будущее, а теперь — в собственное прошлое — казнился, переживал свою тупость, и не стеснялся костерить себя последними словами. Но в глубине соседней улицы появился свет фар. Понимая, что утраченного уже не вернуть, а домой добираться надо, Лёшка подхватил портфель и ускорил шаг. Троллейбус, грязно-голубой под фонарями и просто грязный в неосвещённых промежутках, подкатил к остановке, высадил одинокого пассажира и закрыл двери.