– Нет, – мужчина отстраняется и становится серьёзнее. – Ваша интуиция что-то говорит?
– Позвоните девушке, – требую я.
Он отходит к другому окну и прижимает телефон к уху.
– Абонент недоступен.
– Вот теперь моя интуиция прямо-таки кричит, – киваю я и подхватываю сумочку. – Нужно немедленно убедиться, что с вашей помощницей всё в порядке. Едем немедленно.
– Ночью?
Смотрю на него, и мужчина сдаётся:
– Едем. Помогите надеть пиджак.
– А с вашей рукой недавно всё было в порядке, – не сдерживаю доброй иронии, а сама краснею, будто снова ощущая на своих бёдрах его обжигающие ладони. – Что же приключилось на самом деле?
– Ир, мне стыдно об этом рассказывать, – уходит от ответа.
Мы спускаемся к машине, и Лазарь помогает мне сесть, потом устраивается сам, но долго возится с ремнём безопасности. Я решаю помочь и, приподнявшись, беру ленту, но встречаю взгляд мужчины и мгновенно тону в нём. Так хочется поцеловать Лазаря, коснуться его, обнять… Как некогда было с Богданом.
Настроение мгновенно испаряется, и я резким движением пристёгиваю ремень адвоката. Мы трогаемся с места, и некоторое время едем молча. Неожиданно мужчина признаётся:
– Ира, на вас было прослушивающее устройство.
– Что, простите? – моргаю я.
Адвокат на миг сжимает губы, глядя вперёд, потом повторяет виноватым тоном:
– По моей просьбе Глеб прицепил на вас жучок. Я хотел попросить разрешения, но закрутился с поисками Игната. Простите меня.
– Прощаю, – шепчу я, пытаясь вспомнить, что такого мог услышать Лазарь.
Сердце пропускает удары, когда думаю о разговоре с Нелей. Подруга не сдерживалась, когда мы были одни, и высказывала смелые предположения. Конечно, с учётом поцелуя, от которого у меня едва не отказали тормоза, она была права, но всё же стало неловко.
– И как давно вы меня прослушиваете?
– Запись велась автоматически, – глянув на меня, говорит Лазарь. – На самом деле, как только появилась минутка, я купил зарядку и открыл почту. Глеб прислал мне часть записи, считая, что это очень важно. Так оно и было.
Он снова виновато смотрит на меня.
– Наш разговор с Богданом? – догадываюсь я.
Он кивает и болезненно кривится:
– Я так разозлился, что сильно сжал телефон, и тот перестал работать.
– Ого, какой вы силач, – нервно смеюсь я. – А рука как пострадала?
– Когда я поехал к вашему мужу и подрался с ним, – тихо сообщает Лазарь.
– Что? – теряюсь я, думая, что ослышалась.
– Я вспылил и совершил глупость, – громче признаётся мужчина. – Вместо того, чтобы ехать к вам, направился в офис вашего мужа и с ходу ударил его.
– Вы с ума сошли?! – вскрикиваю я.
– Верно, – вздыхает он. – Теперь это можно использовать против нас. Хорошо, что сразу появились охранники, и меня скрутили. Если бы не остановили…
Он замолкает, явно сожалея о своей несдержанности. Я же смотрю на его руку и с сочувствием уточняю:
– Вам тогда повредили руку?
– Вывих плеча, – улыбается он. – Ничего страшного, как и говорил.
И снова между нами тишина, но на этот раз она не напряжённая и страстная, а тёплая и уютная. Я смотрю в окно и улыбаюсь, а мужчина сообщает:
– Приехали. Посидите в машине?
– Пойду с вами.
Припарковавшись, Лазарь выходит и направляется к зданию, а я осторожно ступая иду за ним. Когда вижу, как пятно света от фонаря вырывает из темноты кусок кирпичной стены, наступает ощущение дежавю.
– Что такое? – оглядывается мужчина.
– Мне кажется, что я здесь была, – признаюсь я.
– Возможно, так и есть, – улыбается он и набирает на домофоне код, дверь с пиликанием открывается, и мы входим в старый подъезд. – Осторожнее, тут ступенька…
–…Выше остальных, – заканчиваю я и шепчу: – Запиналась постоянно.
Сердце стучит, и картинки прошлого настигают меня в настоящем. Как после очередной ссоры с родителями я прибегала сюда и плакала, а моя любимая учительница гладила меня по плечам и успокаивала. После укладывала спать на старом продавленном диванчике, а сама ложилась с дочкой на софе.
Лазарь смотрит на часы и улыбается:
– Четыре сорок. Тётя Алла уже встала. Она всегда очень рано поднимается, чтобы в тишине проверить тетрадки.
Стучит в дверь, и через некоторое время она открывается. При виде человека, который некогда спас мне рассудок, потому что родители всячески обзывали, унижали, а порой и били меня, требуя бросить Богдана, я всхлипываю:
– Алла Васильевна?
– Боже! – она прижимает сухонькие ладони к груди. – Ирочка? Проходите же! Не стойте на пороге. Только тихонько, соседи ещё спят. Дверь в мою комнату открыта.