– Да что – это? Вы мне можете уже объяснить?
Я даже вскочила с места и устремила на Поклонского взгляд, полный ужаса.
– В тот день была совершена врачебная ошибка.
– Мне подсадили чужой эмбрион? – снова вскричала я, ощущая, что попала в самый настоящий кошмар.
Что же теперь делать, боже мой? Аборт? Это первое, что просилось на ум! Ведь что меня ждет в ином случае? Во-первых, мне нужно будет брать академический отпуск. Во-вторых, рожать чужого ребенка! И что с ним потом делать? Отдавать его в настоящую семью? Господи, за что ты со мной так?
– Не совсем, – кашлянул профессор, когда я уже приготовилась упасть в обморок.
– Что значит – не совсем? – выдавила я из себя.
– Присядьте, Дарья, – попросил Альберт Венедиктович, и я потерянно опустилась на стул. – Вы действительно беременны, но вам не подсаживали чужой эмбрион. Серафима Петровна ошиблась и взяла в лаборатории не тот биоматериал.
Еще не легче! Что же мне тогда подсадили? У меня даже предположений не было на этот счет!
– Альберт Венедиктович, если вы прямо сейчас не расскажете мне все, вам придется вспоминать основы оказания первой помощи, – пискнула я, озвучивая свое настоящее состояние.
– Вам плохо? – встрепенулся профессор.
Нет, мне прямо очень хорошо!
– Говорите уже! – взмолилась я.
– Вам ввели мои половые клетки.
Чтооооо?
Я прикрыла глаза. Мозг думать отказывался. Остальные части тела тоже были близки к тому, чтобы перестать быть со мной в ладу.
– Мне ввели ваши клетки? Вашу, не побоюсь этого слова, сперму?
– Да. Искусственная инсеминация, вам знаком этот термин?
Еще бы он мне был незнаком!
– Почему ваша сперма хранится в лаборатории клиники?
– Потому что я завещал ее для науки.
Я посмотрела на Альберта Венедиктовича так, как будто он сбрендил. Хотя, и сама была примерно в том же самом состоянии. Может, это взаправду розыгрыш? Как бы мне хотелось в это верить…
– Вероятность забеременеть при таком способе оплодотворения – один к пяти, – прошептала я.
– И мы с вами попали в тот самый шанс.
Мы с вами. Мы с вами! Он так и сказал!
Господи, я была беременна… от Поклонского? Совсем не так я это себе представляла, что и говорить.
– И что мне теперь делать?
– Очевидно, рожать. Видите ли… вам нельзя делать аборт. Это я вам как кандидат медицинских наук говорю. Огромен риск возникновения бесплодия.
Профессор при этом выглядел так, как будто каждый день сообщал женщинам, что они случайно от него залетели и не рожать им ну никак нельзя. Я же сидела ни жива, ни мертва и не представляла, что предпринять.
– А что вы сами об этом думаете? – едва выдавила из себя минутой позже.
– Думаю, что этот ребенок должен появиться на свет. Я буду вам во всем помогать, Дарья. Буду вести эту беременность, сделаю все, от меня зависящее, чтобы оберегать вас от всех возможных неприятностей.
– Но я ведь учусь!
– Возьмете академический отпуск. Или можете перевестись на заочное… в ветеринарный.
В ветеринарный? Ну спасибо!
– Нет уж! Я предпочту получить то образование, какое и хотела получить всегда!
– Мне кажется, вам сейчас необходимо немного успокоиться и прийти в себя, – предложил профессор.
А вот это было правильное решение. Я поднялась со стула, в голове зашумело. Схватила сумку и, покачнувшись, пошла к выходу.
– Дарья, давайте я довезу вас до дома! – бросился ко мне Альберт Венедиктович, когда я уже доковыляла до выхода из кабинета.
– Нет! Я доберусь сама! – решительно отказалась я от помощи Поклонского. И, оказавшись в коридоре, почти бегом помчалась вон из этой клиники.
Мне предстояло подумать об очень многих вещах и принять то решение, которое в сложившихся обстоятельствах было единственно правильным.
Если оно имелось, конечно…
– Вот такие дела, шлюшка Молли, – заключил я, медленно поглаживая кошку по короткой шерстке.
Молли слушала внимательно, кисточки на ее ушах подрагивали, выдавая крайнюю заинтересованность в моем рассказе. А мне просто очень нужно было выговориться кому-то, поведав обо всем том, во что я вляпался. И кроме кошки слушать меня было больше некому.
Похоже, идея обзавестись женой была не так уж и плоха. А уж жена-репродуктолог – это же вообще почти мечта!
У меня и кандидатка отличная имелась. Лена, сама того не ведая, подала мне эту идею. Она сказала, что Иванова по мне сохнет – и план действий быстро сложился в моей голове. Он был идеальным во всем, кроме того, что построен на лжи.
Но выбора у меня не было. Скажи я Ивановой правду – это могло бы стать не только нашим секретом. А если кто-то еще, кроме меня узнает, что я вырастил клона, которого подсадили в матку пациентки – моей карьере конец. И не только карьере, а вообще жизни. Потому что за это светил реальный срок. И так рисковать я попросту не мог, доверяя эту тайну девушке, которую совсем не знал.