Когда я подала ему заявление об увольнении, он надел очки, прочитал, потом посидел молча, подумал, посмотрел на меня внимательно и сказал:
— Я не видел твоего заявления, уходи…
А вечером приехали «делегаты» из аэроклуба — Кутов и Тугуши.
— Почему не посещаешь занятия?
— Уезжаю на Дальний Восток, — сказала я.
— А почему? — спросил Тугуши. — Ведь и наша стройка комсомольская, и не менее важная, чем Дальний Восток.
— Замуж, может, захотела выйти? Так зачем так далеко ехать? Выходи за меня, — горячился Виктор.
Я стала говорить, как на уроке политграмоты, что это патриотический призыв, что еду я по зову партии и по велению сердца.
— А почему только девушек призывают? Вам что, проще и легче осваивать тайгу, чем парням?
В душе я соглашалась с ребятами, но упрямо доказывала «делегатам» обратное.
Тем не менее на второй же день заявление об увольнении порвала и вечером пошла на занятия в аэроклуб.
И вот в руках черемуха от Виктора. Отламываю малюсенький лепесточек и начинаю гадать: вместо обычного «любит — не любит», шепчу про себя: «Полечу не полечу…» Выходит «полечу», и, радуясь, я бегу легко и свободно навстречу своему будущему…
Первый полет
Все было чудесно в то утро — и солнце, и небо, и земля, которая пружинит под ногами, и казалось, только раскинь руки как крылья — и полетишь.
А что в жизни удивительнее полета?..
Помню так. Летное поле с жаворонками — колокольчиками. В ряд выстроились наши самолеты и мы — в синих новеньких комбинезонах, осоавиахимовских шлемах с очками. Каждая группа напротив своей машины.
Начальник аэроклуба принимает рапорт начлета. Все замерли. А ветерок в лицо, дышится легко, свободно. И так хорошо жить на белом свете, так радостно! И думаешь: никогда-то не будет конца ни твоей молодости, ни самой-то жизни…
— По самолетам! — летит команда начальника аэроклуба.
Наш инструктор — Георгий Мироевский садится в первую кабину, во-вторую учлет Тугуши. Мы все очень завидуем товарищу: ему первому посчастливилось подняться в воздух.
— За-апус-кай моторы! — подает команду начлет.
— Выключено! — глядя на техника, стоящего около винта самолета, произносит инструктор. — Зальем!
— Есть, зальем! — кричит техник, проворачивая винт.
— К запуску!
— Есть, к запуску!
— От винта!
— Есть, от винта! — и техник, сильно дергая лопасть — срывая компрессию, отбегает в сторону.
Винт закрутился, мотор заработал, почихивая чуть заметным дымком. Инструктор выбросил в стороны руки, что означало — убрать из-под колес колодки. И вот самолет плавно порулил к старту.
С инструментальной сумкой, колодками, чехлами мы сидим в «квадрате» и наблюдаем за самолетом. «Квадрат» — это такое место, где находятся все свободные от полета учлеты аэроклуба и техники. Каждый не сводит глаз со своего самолета. Вот наш сделал несколько кругов над аэродромом и приземляется.
Все срываемся встретить его, но техник строго останавливает:
— Пусть-ка одна Егорова встретит.
Ухватившись рукой за дужку крыла, бегу широкими легкими шагами, стараясь не отстать от машины. Инструктор, не включая мотора, приказывает садиться следующему, а мы окружаем Тугуши и засыпает его вопросами.
— Ну как, хорошо?
— Хорошо! — отвечает, улыбаясь во весь рот.
— Как хорошо? — спрашиваю я. — И ничуть не страшно?
— Нет, не страшно.
— А что ты видел?
Тугуши задумывается:
— Голову инструктора, счетчик оборотов с зеркалом, в зеркале лицо инструктора.
— И больше ничего?
— Ничегошеньки, — серьезно отвечает Тугуши под наш общий смех.
Подошла моя очередь.
— Разрешите садиться? — обращаюсь к инструктору.
Мироевский кивком головы разрешает, и я забираюсь в кабину, пристегиваюсь ремнями, соединяю шланг переговорного аппарата. Стараюсь делать все степенно, не спеша, чтобы не выдать волнения.
— Готова? — нетерпеливо спрашивает инструктор, наблюдая за мной в зеркало.