За мною весь народ закричал единодушно:
- Боже, утверди! Боже, укрепи! Чтоб мы вовеки все едины были!
Рада Переяславская!
Со старшинами, с народом всем пришли мы к послам московским, чтобы оповестить их о раде всенародной, Бутурлин на сию весть ответил, что имеет царскую грамоту гетману и всему войску, передал эту грамоту мне, я же, приняв с радостью, поцеловал, сломал печати и передал грамоту Выговскому, чтобы прочел громко при всех людях. После этого сказаны были все необходимые слова, Бутурлин произнес речь, за которую мы поблагодарили его, как надлежит, и я, взяв боярина с товарищами в карету, поехал в соборную церковь Успения. Московское духовенство - архимандрит Казанского собора Прохор, протопоп Андриян, попы и дьяконы с царским образом Спаса прошли процессией впереди нас.
Переяславский протопоп Григорий с духовенством встретили меня с боярами на церковном крыльце с крестами и кадилами, напевая "Буди имя господне благословенно отныне и до века!".
В церкви Успения учинил я со старшиной присягу охотно и с надеждою тихомирья и всякого добра, что быть нам с землями и городами под высокой государевой рукой навеки неотступно, боярин Бутурлин со своей стороны дал от имени монарха клятвенное обещание, что он, пресветлый российский государь, будет держать всю Малую Россию со всем Войском Запорожским под своим покровительством, при нерушимом сохранении всех ее древних прав и вольностей, и охранять войсками и помогать казною от всяких неприятельских нападений, и было в церкви всенародное множество мужского и женского пола, и от многой радости плакали.
Это были чистые и честные слезы.
Ветер свободы прошумел над моим народом, может, впервые под Желтыми Водами, а тут, на раде в Переяславе, мой народ стал собою, стал нацией, историей.
Последняя моя ночь в Переяславе была вся в звездах. Снега тихо белели, беспредельная твердь небесная сливалась с твердью земной, будто могучая рука вселенной наклонила небеса - и звезды сияют у тебя над головою, словно золотые яблоки в саду Гесперид. Тайна, пророчество, бездна вечности, напоминающая тебе о малости и бессилии, но одновременно и поднимающая душу на крыльях неземных. Когда поля незасеяны и покрыты снегами, и даль открывается бесконечная, и земля сливается с небом в тишине и гармонии, ты стоишь среди этого дива, будто малое дитя, и в сердце тоска и радость, потрясения великие из прошлого и грядущего, полки на шляхах, кровь и огонь и надежды, бессмертные надежды.
Вселенная посмотрела на мою землю золотыми глазами звезд, и они уже не ужасали меня, как когда-то в минуты бессилия и отчаяния.
24 января попрощался с Бутурлиным, насухо, без обедов, банкетов, чтобы не тыкали в глаза злые потомки: дескать, в горилке утопил волю и независимость свою, и в тот же день выехал в Чигирин. Бутурлин, разослав в полки со словом царским своих стольников и дворян, тоже в тот же день отправился из Переяслава, чтобы прибыть в Киев и провозгласить великую весть о воссоединении народов наших в этом праславянском граде, где впервые мысль сия родилась и прозвучала.
В сопровождение Бутурлину дал я киевского наказного полковника и полк казацкий. Дважды заночевав в дороге, 26 января прибыли они в Киев, подъехав к городу с левой стороны. Встретили их киевские сотники с тысячей казаков под девятью хоругвями, когда же переправились через Днепр и приблизились к городскому валу, то за полторы версты от Золотых ворот выехала приветствовать их депутация киевского духовенства: митрополит Сильвестр Косов с владыкой черниговским Зосимой и Печерским архимандритом Тризной, с монастырскими игуменами и наместниками.
Митрополит, при всем своем недоброжелательстве к делу нашему великому, все же должен был исполнять свой долг наивысшего пастыря народа украинского, потому он вышел из своего возка и произнес речь уже вроде бы и не от себя самого, а от всего народа нашего:
- Вы приходите от благочестивого царя с желанием посетить наследие древних великих князей русских, к седалищу первого благочестивого русского великого князя,
и мы исходим вам во сретение;
в лице моем приветствует вас оный благочестивый Владимир, приветствует вас святой апостол Андрей Первозванный, провозвестивший на этом месте сияние великой божьей славы, приветствуют вас начальники общежительства, преподобные Антоний и Феодосий и все преподобные, изнурившие для Христа жизнь свою в пещерах;
приветствуем во Христе и мы со всем освященным собором благородие ваше,
приветствуя, с любовью зовем:
войдите в дом бога нашего,
на седалище первейшего благочестия русского, и пусть вашим присутствием обновится, как орляя юность, наследие благочестивых русских князей.
38
Как орляя юность...
Зозуля лiтала над ним, куючи,
Коники iржали, його везучи,
Колеса скрипiли, пiд ним котючись,
Служеньки плакали, за ним iдучи!
Всадники черные полетят во все стороны. Народ кинется в Чигирин. Кто мог ехать, идти, кто не мог, того будут везти. Старые, немощные, калеки. Женщины на последнем месяце. Дети.
Земля обнажится, и станет видно, кто есть кто. Народ будет рыдать, а полковники будут прикидываться, что опечалены. Для них герой - пока в живых, мертвый же сразу становится обузой.
Зной и духота будут стоять такие, что людям будет казаться, будто они и сами мертвы. Деревья, травы, птицы, звери, земля - все вымерло. Страх повиснет над всеми вместо неба. Как же так? Смерть и бессмертие несовместимы. Боже, защити пана гетмана от смерти, ибо всяк человек смертен - и без этого не может быть. Не мог их гетман умереть, они не могли в это поверить и не хотели, бунтовали, возмущались, святотатствовали, посылая хулу самому богу. Крик отчаяния в глубину судьбы и всего мира. Времена смешались и перепутались, все перепуталось.
С высоты своей смерти я буду видеть множество голов чупринных мужских, женских, детских, они так тесно сбиты воедино, что по ним можно идти, как по дороге или по полю. Все будут плакать: и те, кто знал почему, и те, кто и не знал.
И тогда появится мой Самийло из Орка, обретет свою телесность, утраченную, казалось, уже навеки, и скажет им слово об их гетмане, которое он уже провозгласил мне, явившись духом в покои, где я лежу in extremis:
"Любезные паны полковники и вся старшина со всем товариществом Запорожского Войска и вся Украинская Речь Посполитая!
Хотя жизнь и смерть от начала сотворения мира присуждены волей всемогущей, выраженной нашим предкам высочайшим законом: "Живите и размножайтесь", "земля вы и в землю войдете", однако, несмотря на это, смерть человека наполняет сердца живущих невыносимой и непреоборимой скорбью. Суждено наконец и нам после прошедших веселых дней услышать печальное рыдание и потоками слез заливать лица свои, видя, что нашего гетмана Богдана Хмельницкого, которого в самом деле бог дал нам в полководцы, поразила неумолимая смерть и что тут на одре мы отдаем ему последние почести.
Умер наш рыцарский полководец, оставив после себя бессмертную славу, тот, от мудрости которого не только мы, его подручные, но и вся Украинская Речь Посполитая уповали на долгие годы счастливой жизни и расцвета! Умер тот, которому десница всемогущего оказывала всюду быструю помощь, когда он с вашими милостями, любезным панством, праведно ополчался, вставал за вольности и древние права на братьев и одновременно врагов наших - польских савроматов! Умер тот, от чьих пушечных и мушкетных громов сотрясалась не только ясносветная Сарматия древних вандалов и берега бурного Евксинопонта с их крепостями и замками (прежде всего в войне 1621 года, которая долго и счастливо велась под Хотином между польской короной и оттоманским царем Османом при помощи казаков, нашей братии), но и дрожали сами стены Царьграда, окуренные дымом казацких ружей! Умер, наконец, тот, чьими усилиями возрождены, может, раз и навсегда давние украинские права и вольности. Не время мне рисовать и выставлять заслуги и рыцарские дела, которыми вы славно проявили себя с сим полководцем, богом вам данным, гетманом Хмельницким, успешно и храбро сражаясь за давние права и свободы, растоптанные и поруганные поляками, нашими братьями; это шли вы следами древних помощников Александра Великого Македонского, своих предков славян, также скифов, кимвров и хазар. Пусть говорят человеческой речью о вашей рыцарской храбрости поля и долины, вертепы и горы, замки и пушечные жерла; пусть известят, с какой храбростью и геройской отвагой стояли вы за свои вольности против неприятелей и нашей сарматопольской братии, к чему направлялись и чем обозначали себя, при всесильной божьей помощи, на Желтых Водах, под Корсунем, Пилявой, Збаражем, Зборовом, Берестечком, под Белой Церковью, Львовом, Замостьем, Нестерваром и Баром, под Каменцом на Подолии, Батогом, Охматовом и на многих других местах, которых не могу перечислить.