Рука слабо выскользнула из моей руки и легла мне на живот. Я поймала ее, снова пытаясь согреть, а на губах любимого дрогнула тень улыбки.
— Я вижу, как вы гуляете вместе …. Как ты держишь его за руку … Как садишь на колени … играешь с ним…
Зачем? Зачем ты мне это говоришь! Не надо, умоляю… Я проклинала барабанящий дождь за то, что едва могла различать слова.
— Не говори так, — выдохнула я, но тут же замотала головой, снова прижимая его руку к своим губам и тяжело дыша. — Ты сам будешь держать его на руках… Ты нам будешь очень-очень нужен…
Внезапно меня больно схватили за волосы и резко дернули, а чувствовала, как его рука бессильно падает вниз. Из последних сил Мордред пытался сжать рукоять меча, а меня отшвырнуло на траву. Надо мной стоял Ланцелот, глядя на меня в упор странным взглядом. По его волосам текла вода. Золотые локоны, красивые, ясные глаза, светлые доспехи делали его похожим на рыцаря из старой сказки. Меня схватили за лицо, поднимая одной рукой, пока я пыталась вырваться, чувствуя, как слепая ярость душит меня.
— Они все сдохнут здесь, а ты поедешь со мной в Камелот. И попробуй кому-то рассказать про то, что видела! Поняла меня? — выдохнул Ланцелот. — Будешь рассказывать то, что я тебе скажу! И попробуй только заикнуться о том, что видела! Слышишь?
Металлическая перчатка больно впивалась в кожу, а я кряхтела, пытаясь разжать его руку, а потом вцепилась ему в лицо, в волосы, пытаясь выцарапать глаза. «Тварь!», — шипела я, извиваясь и чувствуя, как меня волокут. Сердце разрывалось при мысли, что там на траве осталась вся моя жизнь. Внезапно послышался рев, а Ланцелот швырнул меня на траву, выхватывая меч. Огромный, раненный медведь стоял на задних лапах позади Ланцелота, опускаясь на него всем весом и выбивая меч из рук рыцаря-мечты всех девушек от шести до шестидесяти. Медведь страшно ревел, а я отползала подальше, видя, как зверь отметает лапой доблестного рыцаря, а тот теряет сознание, шмякнувшись об ствол дерева.
Медведь, тяжело дыша, возвышался надо мной, но тут его глаза закатились, и зверь рухнул на траву, оборачиваясь королем Артуром. Из последних сил он подполз к Мордреду, глядя кровь, которая все еще стекала вниз, размываемая последними каплями дождя. В сердце промелькнула слабая надежда на то, что он сможет спасти… Вдруг он знает способ… Мало ли… Несколько ударов сердца, ослепленного надеждой, но, король положил перчатку на грудь сыну и склонил голову.
— Не подходи к нему! — опомнилась я, вспоминая, что еще недавно они были врагами, но Артур поднял на меня глаза, а потом молча опустил голову.
— Прости меня, сын, — послышался глухой голос Артура, а я впервые слышала, чтобы он назвал Мордреда сыном. Металлическая перчатка лежала на груди Мордреда, а тот через силу открыл глаза, глядя мутным взглядом на отца.
— Прости меня, — срывающимся шепотом прохрипел Артур, склонившись над ним, пока я ревниво оберегала любимого, прижимая его голову к себе. — Прости меня, сын. Прости за то, что называл тебя трусом… Прости за то, что мне приходилось это делать, чтобы твоя мать прекратила свою безумную игру…
Артур тяжело дышал, а потом закашлялся кровью.
— Однажды твоя мать, когда я впервые держал тебя на руках, сказала мне: «Ты должен быть достойным нас!». И я готов был сносить любые удары судьбы, рисковать жизнью, создавать то, что никому еще не удавалось создать до меня… Я делал это и верил, что однажды буду держать тебя на руках. Но судьба обманула меня… И когда ты впервые переступил порог Камелота, я узнал тебя… Но был уверен, что ты на стороне матери… Не смотря на это, я дал тебе место за Круглым Столом… Лишь бы видеть тебя… Мне казалось, что я сходил с ума… Я мог предугадать слова, мог предугадать какие-то действия, словно это уже было когда-то… Тогда мне начиналось казаться, что безумие Утера, проклятие Пендрагонов, настигло меня… Вечное чувство, словно это уже было когда-то, но не так преследовало меня, а я даже боялся сказать об этом Мерлину. Как будто десятки снов об одном и том же накладываются друг на друга… Вот… Вот на что это похоже…
Голос Артура на мгновенье умолк, а он тяжело выдохнул.
— «Доверься мне, друг мой!», — произнес Мерлин. — «Что бы я ни сказал, что бы ни сделал, просто доверься! Она выбирает. И однажды эта реальность станет еще одним сном». В каждом сне я вел себя достойно, чтобы завоевать ее любовь, а потом… Потом понял, что больше не могу так жить… С каждым днем мне все сложнее отличать реальность от снов…