Стены монастыря безмолвствовали, не было слышно ни молитв, ни песнопений. Даже колокол, прикусил чугунный язык. Гвиневера стояла и смотрела на узкие окна сумрачных келий.
— Да, мертв! — произнес Ланцелот. — Или ты сожалеешь?
— Ну не тебя же насильно выдали замуж? — прошептала Гвиневера, глядя на черные многовековые стены цитадели судьбы, — Я помню, как это чудовище прислало моему отцу Лодегрансу, королю Камелиарда, письмо о том, что желает заключить с ним союз. И как вместо Артура приехал… ты. Ты, любимый! О, как я была счастлива! Я думала, что ты и есть тот самый король Артур! Помнишь, как ты сказал мне: «Для меня ты навсегда останешься моей королевой!». И поцеловал мою руку. Всю дорогу ты мне рассказывал про Артура, про его зверства и бесчинства… Про его сына Мордреда, чья мать оказалась родной сестрой Артура. Артур изнасиловал ее и убил…
— Да! Помню! А еще я помню, что нам нужно ехать в Камелот! — нетерпеливо осмотрелся Ланцелот, пока звон колокола тревожил туманы Авалона. — И побыстрее! Там Мордред ввел войско и собирается занять престол!
— Мое сердце было преисполнено ужасом, когда я впервые вошла в тронный зал, — прошептала Гвиневера, а по ее щеке скатилась слеза. — Помню, как вздрагивала, когда слышала его голос и тяжелые шаги. Все в замке говорили о том, что однажды, будучи ребенком, Артур вынул из камня меч, и за это его провозгласили королем. Этот день назвали самым светлым днем в истории Англии. А сегодня кто-то вынул меч из моего каменного сердца… Он мертв… — на губах Гвиневеры расцвела улыбка. — Я могу жить без страха, могу не вспоминать жар костра. Я больше никогда не увижу во сне, как огонь перекинулся на мое платье, как я дергала связанными руками, умоляя это чудовище пощадить меня… Я помню, как на казнь надела самое красивое платье, как валялась у него в ногах, когда меня тащили на костер. На что я тогда надеялась? Сквозь искры пламени я видела его голубые глаза, в которых навсегда остался отблеск костра… Вы бы видели его глаза, когда конь моего любимого и верного Ланцелота проскочил сквозь пламя, а я очутилась в седле…
— Что ты бормочешь? — спросил Ланцелот и стал с раздражением стряхивать с себя лепестки.
— Я не хочу возвращаться в Камелот. Я не хочу быть больше королевой!Чудовище мертво! Мы можем быть счастливы! — Гвиневера смеялась сквозь слезы. — Ланцелот... Мы уедем с тобой далеко-далеко, поселимся в маленьком домике среди яблонь… У нас будут дети…
Повисла тишина, прерываемая лишь шуршанием ветра, заблудившегося среди душистых ветвей. Стихло все, даже колокол, который начал звонить по чьей-то судьбе в те моменты, когда она вершиться. Я, старый волшебник Мерлин, никак не могу понять, по чьей судьбе он звонит сейчас.
— Почему ты так на меня смотришь, любимый? — прошептала Гвиневера. Слезы на ее глазах мгновенно высохли. — Что случилось, милый? Ланцелот! Мне не нравится твой взгляд…
Глава первая.
Подвох — это судьба
Я подняла глаза, но, как показала жизнь лучше бы я этого не делала! Огромная очередь с посылками, уведомлениями и письмами тянулась унылым клином аж до самой двери.
— Пишите здесь фамилию. — Я просунула бланк какому-то облезлому мужичку с тараканьими усами и потрепанной барсеткой.
— А побыстрее можно?, — психовала бабка, обещавшая помереть в очереди еще до шести. Она обещала помереть уже восемь лет, так что я спокойно сидела и пальцем тыкала в бумажку: — Паспорт, серия, номер!
— Вот! — Мне вернули бланк обратно, а я крикнула Люде, которая возилась на складе: — Посылка Навозова, Виктора Геннадьевича! Люда!
— Это тот, который штуку для увеличения хрена на полметра заказал? Несу-несу! — послышался уставший голос пухлой Люды, а на весы лег запечатанный пакет. — Вот, держите. Проверяйте здесь. А то потом опять будете жалобы строчить, что злые почтальонки себе анальные пробки растащили! И что там вы еще писали? А, съедобные трусы! Во-во! Прямо на хлебушек положила и съела в обед!
В окошечко не улыбается миловидная барышня, положив на стойку телефон.
— Я из Госкомстраха! Мне нужно отправить сто двадцать шесть писем с уведомлением! — Мне вывалили целый пакет.
— Ох, не доживу!, — схватилась за сердце бабка, которая стояла следующей, сжимая в руках старенькие очки с обклеенными лейкопластырем дужками. — Мне мыло хозяйственное купить надобно!
— Ой, а дайте мне двадцать конвертов! С пупырками! — занервничали в очереди, пока я терпеливо ждала, как расчехляется программа. Все, не могу!