По спине бегут мурашки.
— Кошмар, — я торопливо запахиваю полы и все-таки встаю.
Такое крохотное движение, но меня ведет в сторону и к горлу подкатывает тошнота, хотя в желудке пусто. Я цепляюсь за спинку кресла, стоящего рядом с кроватью и кое-как ловлю равновесие. В голове дико кружится.
Почему я такая слабая? Что произошло? Последнее, что отложилось у меня в памяти – это разговор с взбешенным Кирсановым, а как он меня прогоняет. Я бегу в тот унылый закуток без окон и дальше провал, черная дыра.
Надо выбираться отсюда. Не знаю куда и как, но надо. Это единственная мысль, которая пульсирует в моей гудящей голове.
Переодеться не во что. Тапок нет.
Я подхожу к двери и слегка приоткрываю ее, тут же уловив голоса внизу – женские, мужские, музыка, смех. Требуется несколько минут чтобы понять – это телевизор. Кто-то смотрит его внизу, значит этот путь закрыт.
Значит, через окно…
Слегка пошатываясь, я подхожу к нему, поворачиваю ручку и открываю створку. Оказывается, это не окно, а балкон. Я плотнее кутаюсь в халат и выхожу наружу, прикрывая ладонью глаза. Солнечный свет такой яркий, что выжигает сетчатку, усиливая и без того нарастающую головную боль.
Кто-нибудь приглушите яркость! Мне не нравится.
Десять шагов и я добираюсь до тяжелых деревянных перилл. Внизу – отсыпанная мелким гравием дорожка. Так высоко…А я босая. Может, если перелезть и повиснуть на руках, то под балконом что-то нащупается? Какой-нибудь выступ, ящик, ступенька, что угодно. Я не слишком задумываюсь о том, что там может быть, просто цепляюсь, что есть мочи за перекладину и пытаюсь закинуть ногу.
А потом меня буквально сдувает с места.
— Совсем сдурела?!
Это Кирсанов. Как всегда злой. А мне так хочется увидеть, как он улыбается. У него тогда на щеках ямочки появляются…
Мне не хватает этих ямочек, настолько что поднимаю руку и как в тумане веду пальцами по небритой щеке. Колючая, но мне нравится.
Макс перехватывает мою руку, больно сжимая пальцы, но я не вырываюсь, потому что чувствую, что ему еще больнее.
— Почему ты такой грустный?
Мне хочется утешить его, хочется забрать ту печаль, что поселилась в его сердце.
— Ты издеваешься?
Я только качаю головой. Кто я такая, чтобы издеваться? Разве я могу?
Кирсанов хмурится еще сильнее и, перехватив меня под локоть, притягивает ближе. Прохладная ладонь ложится мне на лоб. Мммм, как приятно. Даже глаза закрываются.
Но Максим почему-то матерится и тащит меня обратно, так быстро, что едва успеваю перебирать слабыми ногами.
— Куда тебя понесло?! Горишь вся.
Горю? Вроде нет, мне наоборот прохладно, даже потряхивает немного.
— Легла живо!
Я не понимаю, почему он злится, но опомниться не успеваю, как оказываюсь в постели.
— Только посмей еще раз встать!
Он злится, а я почему-то чувствую себя виноватой:
— Больше не буду.
Макс сует мне в руки какой-то стакан и заставляет выпить его содержимое, потом небрежно накидывает одеяло и хочет уйти. А мне так страшно становится, что опять буду одна в этой холодной комнате, что хватаю его за руку.
— Ты побудешь со мной?
Жесткий взгляд в упор. Я не могу понять, что в нем, потому что мои собственные глаза внезапно начинают слипаться.
— Просто посиди. Минуточку, — прошу едва различимым шепотом и снова проваливаюсь в тревожный сон.
***
Следующее пробуждение становится настоящим кошмаром.
Голова неподъемная, в животе крутит от голода. Слабость никуда не делась, наоборот усилилась стократно, но зато исчез халат. В этом я убедилась, заглянув под одеяло – на мне не было ничего кроме растянутой Кирсановской футболки.
— Черт, — я приподнялась на локте и, испытывая легкую дурноту, осмотрелась.
В комнате ничего не изменилось. Кресло все так же стоит возле кровати, и на нем валяется плед с книгой. Кажется, со мной кто-то сидел, пока я была в отключке.
Надеюсь, не Макс. Мне невыносимо представлять его так близко, потому что эта близость – иллюзия, на самом деле мы на разных полюсах и все дороги между нами подорваны и заметены колючим снегом.
Приподнимаюсь еще чуть выше, зачем-то пытаясь рассмотреть, что за книга, но она лежит корешком вниз, лицевой стороной к спинке, поэтому ничего не видно.
Какая мне разница, что он читает?
И все же я наклоняюсь вперед, хватаюсь слабыми пальцами за плед и тяну его на себя. Книга падает лицом вверх, но мне уже плевать на ее название, потому что за ней, в проеме между сиденьем и боковиной, я вижу мобильник.
Замерев, смотрю на него, едва совладая с волнением.
Я здесь как в тюрьме, в изоляции, в четырех стенах, без связи с внешним миром. Этой мой шанс.
Я не думаю о том, чтобы вызвать полицию или МСЧ — они мне не помогут. Никто мне не поможет. Мои мысли заняты тем, чтобы дать весточку Сашке. Она ведь не знает где я, волнуется, почему пропала со всех радаров и не выхожу на связь. Пусть с эмоциями у нее хреново, но я-то знаю, что она себе места не находит.
Времени на раздумья нет. Владелец телефона в любой момент может вспомнить про него и вернуться, поэтому я хватаю мобильник. Он запаролен, но я знаю комбинацию цифр. Ввожу их, надеясь, что за это время Макс ничего не поменял.
Так есть. Экран приветливо загорается.
Не теряя ни секунды, я ныряю в журнал вызовов и по памяти набираю Сашкин номер. Молюсь, чтобы ответила, но в ответ тишина, сколько бы ни пыталась дозвониться.
Только с пятой попытки до меня запоздало доходит, что Кирсановский номер в черном списке. Тогда открываю мессенджер, сквозь который можно пробиться через блок. И набираю короткое послание:
Я: Саш, это я!
Сообщение оказывается прочитанным в тот же момент, но ответа нет. Санька никому не доверяет, и не подвержена импульсивным действиям.
Тогда я записываю кружок со своей осунувшейся, помятой физиономией и шепотом сообщаю на камеру:
Я: Со мной все в порядке.
В этот раз она сразу пишет ответ:
С: Ты где? Куда пропала?
Я: Макс нашел меня.
С: Черт… дальше непереводимая игра русских-народных слов.
Я: Он держит меня у себя. В каком-то загородном доме.
С: Что за дом? — тут же спрашивает подруга, будто в ее силах вытащить меня отсюда.
Я: Понятия не имею. Раньше его не было.
В этот момент мне чудится, что я слышу шаги в коридоре. Замираю, едва дыша от ужаса, но, к счастью, тревога оказывается ложной. За дверью тихо, просто ветер шумит за стенами.
Тем временем прилетает еще одно Сашкино сообщение:
С: Выглядишь плохо. Точно все в порядке?
Я: Заболела.
Нет времени на пустую болтовню, поэтому отправляю самое важное.
Я: Он забрал мой телефон. На связь выйти не могу. Только если сильно повезет.
С: Чем могу помочь?
Я: Ничем. Как только вырвусь из этой западни – найду тебя. Сама не вздумай сюда звонить.
С: Поняла. Буду ждать.
Я: Все. Мне пора.
С: Удачи.
Наш разговор заканчивается, и я проворно уничтожаю улики. Удаляю всю переписку, стираю звонки в телефонной книге, чищу память. После этого возвращаю телефон на место. Прикрываю книгой, так чтобы скрыть вмешательство, и поправляю плед.
Вроде получилось.
Пока навожу порядок – от волнения потряхивает, а потом и вовсе пробивает холодный пот, потому что слышу чью-то поступь. В этот раз никаких сомнений нет кто-то идет. Поэтому валюсь на подушки и подтягиваю одеяло до самого подбородка. Жмурюсь, всеми силами изображая спящую.
Кирсанов, а это именно он, заходит в комнату и останавливается рядом с кроватью. Я отчетливо чувствую его пристальный взгляд, стараюсь дышать ровно и не дрожать ресницами, но актриса из меня хреновая, потому что раздается прохладное: