С набитыми щеками оборачиваюсь, чтобы тайком взглянуть на него, и тут же впечатываюсь в прямой, вопросительный взгляд.
Во рту моментально становится сухо и невкусно, приходится запивать водой прямо из-под крана.
— раньше ты таким аппетитом не отличалась.
А я раньше и беременной не была.
Отложив в сторону обглоданный кусок, с трудом проглатываю:
— Это нервное. И после болезни…организм требует… Да и про запас…
Чувствую себя дурой. Мне кажется, что он насквозь меня видит, читает мысли, как раскрытую книгу:
— Про запас?
— Ты же не на курорт меня притащил, где круглосуточный all-inclusive.
— Ты права. Не на курорт.
От его тона я окончательно теряю аппетит.
***
Откладываю в сторону недоеденный бутерброд. Нервы и правда шалят, потому что теперь все съеденное внезапно просится обратно. Сажусь ровнее и с трудом сглатываю. Если повышенный аппетит я нервами объясню, то объятия с белым другом точно наведут Кирсанова на ненужные мысли.
Держусь. Сижу не двигаясь, в то время как он продолжает меня рассматривать. Невыносимо.
— Что дальше, Макс? Ты не сможешь вечно удерживать меня в клетке.
Он склоняет голову на бок, будто спрашивая: уверена?
Я ни в чем не уверена. Вся моя уверенность посыпалась еще несколько месяцев назад, когда вместо того, чтобы праздновать победу, я рыдала над штампом в свидетельстве о разводе.
— Есть много вариантов. Сдать тебя в полицию и нанять таких адвокатов, чтобы они тебя зарыли, или отвезти в такую глубь, где никто и никогда не сможет тебя отыскать, и сгноить в темном подвале. Или заставить отрабатывать, — выразительно опускает взгляд ниже.
Я вздрагиваю от этих слов и невольно сжимаю колени. Не хочу бояться, но боюсь.
— Ты же не такой…
— А какой я по-твоему? Влюбленный олень, готовый скакать по твоему приказу? Пешка в твоих играх? Или ты рассчитываешь на мое великодушие?
Я ни на что не рассчитываю. Мне бы просто уцелеть, не сдохнуть из-за того, что сердце разломано на осколки, и сохранить свою беременность в секрете.
— Сейчас мои люди ловят твою подругу. И когда она попадется, я буду решать, что с вами обеими делать.
У меня холодеет внутри. Я надеюсь, что Сашка послушается и заляжет так глубоко, что никто и никогда не сможет ее выковырнуть оттуда. Потерять и вторую сестру я не могу.
Глава 7
Максим
Я сбегаю из этого гребаного дома так, словно за мной черти гонятся. Быстрее на волю, куда глаза глядят, лишь бы подальше от бывшей жены.
Рядом с ней настолько хреново, что не знаю куда себя девать. Балансирую между желанием придушить и просто желанием. Кишки блин скручивает, когда смотрю на нее в старой застиранной футболке и растянутых трениках, с пузырями на коленках. Как бомжиха выглядит. Бледная и осунувшаяся после болезни, с потускневшими волосами и подглазинами. Вообще секса ноль. Просто НОЛЬ! Но скажите это кому-нибудь другому. Я таращусь на худые запястья и изящные ключицы, выглядывающие из выреза футболки, и этого достаточно чтобы пульс подскочил и начал долбить в виски и во все остальные места.
Моя, зараза. Моя! Вот хоть ты тресни. Хоть наизнанку вывернись! Сколько угодно ненавидеть могу, сколько угодно грезить о кровавой расправе, но это ничего не изменит.
Где ж я так в прошлой жизни накосячил, что мне досталось это чудовище? Почему я не могу просто взять и раздавить ее, как надоедливого таракана? Как одержимый кручусь рядом с этой сукой, и зверею от одной мысли, что собиралась улизнуть.
Помнится, с Алексой крыша ехала от чайков, заботливо приготовленных дорогой женой. А с Таськой никакой отравы не надо, и так насквозь пропитан ей.
С ней вообще все неправильно, не так. И выдержка к черту, и планы все по одному месту идут. Из хренова мстителя я превратился в няньку и медсестру! Скажи мне это кто-нибудь пару недель назад, я бы в клочья разорвал. А тут увидел беспомощную, мелкую, и все. Все, блин! Бульоны, как дебил варил, морсом чуть ли не насильно поил, потому что при болезни пить надо больше. Компрессы мокрые на лбу менял.
Хочется долбиться башкой об руль, когда вспоминаю обо всем этом. Бесит! Пару раз бью кулаком, пугая птиц на безлюдной трассе.
Да что ж за долболоб-то такой? Разве можно так из-за бабы мозги терять? Тем более из-за такой? Сука ведь каких свет не видывал! Стерва конченная! Вершительница судеб, мать ее. Наполеон, блин, в юбке.
Каждое ее действие, каждый виток гребаного плана под названием «Добей Макса», бил точно в цель, нанося максимальный урон. Ад, который она хладнокровно вылепила своими нежными ручками, и в который с размаху макнула, не позволяя поднять голову.
Да ее закопать надо было сразу, как только нашел, а не бульоны варить!
Бесит!
Снова бью по рулю, и снова только успокоившиеся птицы взмывают вверх. Вдавливаю педаль газа в пол и мчу подальше от них, а то обосрут ненароком, а мне и так дерьма в жизни хватает.
Дорога до города занимает почти час. Но мне кажется бесконечной. Кругом лес, готовящийся к предстоящим холодам. Литья еще на месте, но зелень уже не та. Даже гребаные елки и то выглядят посеревшими. Хотя какое мне дело до елок? Что елки, что телки – похрену.
Перво-наперво еду в бар, где запланирована встреча со Степаном.
Раньше он был нацелен на поиск Таськи, а теперь, когда бывшая жена в моих руках, на первое место вышла поимка Красноволосой Змеи.
— Хреново выглядишь.
Стандартное приветствие. Я уже со счета сбился, сколько раз от него это слышал.
— Что, даже хреновее, чем обычно?
Стеф неопределенно качает ладонью, и морщится, мол ни рыба, ни мясо. Мужик честный, подслащивать пилюлю не умеет и не считает нужным. Поэтому, скорее всего и я правда выгляжу, как потрёпанный лапоть.
— Ладно, — тяжело плюхаюсь, на диван напротив него, — рассказывай, что у тебя. Подцепил Змею?
Снова неопределенный жест:
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Ты толком скажи, звонок был?
— Был. И сообщения. Можешь почитать, — выкладывает передо мной распечатку.
Я пробегаюсь по скупым строчкам и хмыкаю.
Вот ведь...стерва. Стоило только телефон без присмотра оставить, и тут же своей дорогой Алексе позвонила. А я еще сомневался.
Прав был Стеф, когда сказал, что на живца быстрее поймаем.
— Откуда тогда пятьдесят на пятьдесят?
— Оттуда, что тот телефон сразу с радаров пропал. Александра ожидала чего-то такого, поэтому подчистила хвосты.
— Умная зараза.
— Ей было у кого учиться. В любом случае, направление мы взяли, так что круг поисков сужается, — Стеф неспешно постукивает пальцами по столу, потом задет внезапный вопрос, — Что с Таисией? Говорит, что заболела, но…
— Что, но?
— Ты же помнишь, свое обещание? Никакого самосуда. Хочешь наказать – вперед, в полицию, в суд, в любые другие инстанции.
Я криво усмехаюсь:
— Думаешь, я ее луплю? Держу в голодном теле? Или имею во все места, привязав к кровати?
— Это ты мне скажи, — смотрит, не отрываясь, — я отдал ее тебе, только потому что ты обещал не переступать грань закона, как это сделала она. Но если ты свое обещание забыл, то я буду вынужден вмешаться.
Я устало тру лицо ладонями и выдыхаю:
— Пффф… Она сбежала в первую же ночь, и с десяток километров в потемках под дождем прохерачила. А я, вместо того чтобы лупить или голодом морить, в няньках у нее был все это время, — сжимаю переносицу, чувствуя, как пульсирует кровь в голове, — вот такой, мать вашу, оздоровительный курорт. Без комментариев, пожалуйста.
Стеф хмыкает. Ничего не говорит, но вижу, что поверил.
— Главное не жести, Кирсанов. И помни, никакого самоуправства.
***
Некоторое время я провожу в компании Стефа. Он умный, жесткий, местами жестокий, но правильный, со стержнем. Из тех, кто «мужик сказал- мужик сделал».
Он столько дел путанных разбирал, стольким из моих друзей помогал, что о нем чуть ли не легенды в наших кругах ходят. Если случилась какая-то жопа – обращайся к Степану. Все разрулит, разберет по полочкам и приведет в надлежащий вид.