Не давит, но прижимается крепко.
— Тверже, чем обычно. Плотный.
Я закрываю глаза, чтобы он не смог увидеть то, что ему не надо. То, что я никогда ему не покажу.
Я столько раз представляла себе этот момент. Столько бессонных ночей провела, фантазируя о том, как бы он отреагировал, если бы мы по-прежнему были вместе. Он наверняка был бы рад. Улыбнулся бы как мальчишка, уткнулся бы носом в живот и прошептал «Таська, а так счастлив. Спасибо, маленькая»
Он был бы тем мужем, который посреди ночи ворчит, но собирается и едет в магазин, потому что невыносимая беременная жена срочно захотела клубники под чесночным соусом, утку по пекинский и мороженого.
Это все могло бы быть правдой…в другой жизни. А в той, что сейчас Кирсанов стоял рядом, не произнося ни слова, и его рука на моем животе каменела.
— Откуда ты узнал? — по щекам бегут слезы, но я не пытаюсь из сдержать, у меня на это нет сил. Выжата, как лимон, выпотрошена, — как догадался?
— Догадался? — снова усмешка, от которой немеют ноги, — Змея твоя рассказала.
— Змея? — я сначала не понимаю, о чем он, но потом будто молнией пронзает, — ты нашел Алексу?!
— А чего ее искать? Сама пожаловала.
— Но…как… она не могла…не должна была…
— После вашей переписки она не могла усидеть и примчалась спасать подругу. Слишком уж ты бледной и несчастной выглядела.
Я с трудом перевожу дыхание:
— Ты специально оставил телефон… знал, что я им воспользуюсь?
Макс невозмутимо жмет плечами.
Обыграл! Обвел вокруг пальца! А я, дура, повелась! И даже то, что не в себе была после болезни не может служить оправданием! Если бы не та переписка, Алекса бы сидела в безопасности, а бывший муж ничего бы не узнал про ребенка.
— Где она?
— В прекрасном месте.
— Что ты с ней сделал?
— Без комментариев. — Он непробиваем, как обломок льда.
Его рука все еще на моем животе. Я пытаюсь отстраниться, сползти в бок, но не выходит. От моих жалких попыток сбежать, его глаза лишь хищно прищуриваются.
— Отпусти, — хватаюсь за запястье и все-таки отпихиваю его от себя, — не тронь меня!
От отступает, но выражение лица, такое, что становится не по себе:
— Срок.
— Ты не имеешь отношения к этой беременности.
Раздраженно отмахивается от моих последних слов, на корню обрывая возможность соврать, и повторяет вопрос:
— Какой срок? Не трать мое время на выяснение столько простого вопроса.
Я сдаюсь:
— Одиннадцать недель.
Кирсанов замирает, подняв взгляд к потолку, явно считает, потом удовлетворенно кивает.
— Значит забеременела еще до того, как начала мне всякое говнище подливать. Это хорошо.
Его «хорошо» мне совсем не понравилось. Особенно то, каким деловым каким это было произнесено.
— Хорошо?
— Сын или дочь родятся здоровыми.
У меня холодеет ладони:
— И что потом?
Бывший муж смотрит на меня в упор и произносит без единой эмоции:
— Ты же знаешь, — в глазах ноль сомнений, — я не оставлю его или ее с тобой.
***
— Кирсанов, это не смешно.
— Я разве смеюсь? Ты видишь мою улыбку?
Я вижу демона, который говорит и делает именно то, чего я боялась.
— У тебя ничего не выйдет.
— Серьезно? — смотрит на меня снисходительно, как на наивную дуру, решавшую покачать права, — Ты задолжала мне, дорогая бывшая жена. Очень сильно задолжала, и прекрасно это знаешь. А возвращать долги не чем.
Речь не о деньгах, и я это прекрасно понимаю. Ему вообще насрать на деньги, он решил наказать по-другому, забрать то, что у меня осталось от прежней жизни, от нас.
Сашка…Глупая, необдуманно смелая Сашка. Хотела спасти меня, защитить от Макса, а в результате сама вложила ему в руки оружие против меня. Я понимаю, что она хотела как лучше, но забыла о прописной истине: благими намереньями выслана дорога ад.
— Я не отдам тебе ребенка.
— Угу, — небрежно хмыкает и отворачивается к окну.
Я наблюдаю за тем, как Кирсанов лениво расстегивает пуговицы и скидывает пиджак на спинку рабочего кресла. Белая рубашка натягивается на широких плечах. Движения уверенные и в то же время небрежные. Он никуда не торопится, не сомневается, спокоен как удав. А у меня зубы выбивают дикий ритм.
— Максим. Завязывай! Хватит изображать из себя повелителя мира.
— Думаешь эта роль по силам только тебе? — не глядя отбривает мое возмущение, — только великая и ужасная Таисия может решать судьбы других?
Я не знаю откуда у меня берется смелость, но я подскакиваю к нему, хватаю за локоть и рывком разворачиваю лицом к себе, тут же напарываясь на предупреждающий взгляд.
— Не перегибай палку в своем желании отыграться. Тебе не нужен этот ребенок.
Он злится:
— Отчего же не нужен? Я всегда хотел детей. Думал мы с тобой родим двоих, а то и троих. Как говорится, мечты сбываются, но не так, как хотелось, — цедит жестко, не отводя от меня взгляда, — так что да, я рад, что узнал, и рад, что ты беременная. А вот тебе явно потомство будет в тягость.
— Ты за кого меня принимаешь? — голос возмущенно звенит.
— А за кого я должен тебя принимать?
Макс пытается отцепить от себя мои пальцы, а я не могу его отпустить. Кажется, стоит только разжать ладонь и случится непоправимое.
— Я не отдам его тебе! Слышишь, Кирсанов?! Не отдам!
— Удачи. Любой суд будет на моей стороне, ты же знаешь. Стоит мне только вывалить им все, что есть на вас с Рыжей, и тебя так быстро лишат родительских прав, что и глазом моргнуть не успеешь. И поверь, всем будет плевать, что там были простые энергетики…
Значит, Сашка и это ему рассказала. Только что толку? Кирсанова это не смягчит.
— Да и что ты сможешь ему дать? Ни-че-го! Если, конечно, не разведете еще какого-нибудь лоха, чтобы организовать счет помощи, как это сделали для Влада.
Меня коробит от его равнодушия:
— Кто-то же должен был это сделать, если отцу наплевать!
Взгляд темнеет.
— Влад не мой.
Убивает его нежелание принимать реальность, его отрицание. Поэтому выпаливаю жестокое:
— Да тебе и на моего ребенка потом будет наплевать! Ты прицепился только потому, что хочешь сделать мне больно. А как добьешься своего, так и все, свалишь в туман.
— Естественно, — хмыкает, — свалю. Я же всегда так делаю.
— Максим!
— Все, притомила. Иди к себе. Через час едем в город. У моего знакомого частная клиника. Тебя примут. УЗИ, анализы, осмотр и все остальное.
— Я не хочу!
— Зато я хочу. Мне нужно убедиться, что с ребенком все в порядке. Если будешь сопротивляться – запру в клинике до самых родов. Не провоцируй. Иди.
Он отворачивается, показывая, что разговор завершен и мне не остается ничего иного, кроме как уйти. Разговаривать сейчас с Кирсановым – это все равно что с разбегу головой биться о каменную стену. Дело не в том, что он не слышит меня, а в том, что не слушает. Ему плевать.
Ровно через час он без стука заходит в комнату и молча бросает пакет на кровать:
— Я никуда не пойду
— Ок. Сейчас пришлю парней – они мигом тебя оденут, — и уходит.
Я еще минуту сижу, охватив себя за плечи руками, а потом вскакиваю, и вывалив все из пакета, начинаю одеваться.
Ведь не шутит. И правда пришлет своих мордоворотов.
Когда на лестнице раздаются тяжелые шаги я уже готова. Затягиваю волосы в высоких хвост и иду к двери, распахнув ее за секунду до того, как это сделают другие.
— Максим Владимирович ждет в машине, — бесстрастно произносит один из шкафов. Второй тоже смотрит абсолютно равнодушно.
Неужели нигде ничего не екает? Хотя с чего у них должно екать? Я же не человек, а просто работа, объект, от которого хлопот больше, чем пользы. Сколько же им платит Кирсанов, раз они не задают вопросов и молча выполняют его приказы?
В голове десятки вопросов, но я уже не рассчитываю получить хоть какие-нибудь ответы. Покорно спускаюсь вниз и выхожу на улицу. Сегодня морозно, и воздух белыми клубами вырывается из легких, но мне тепло, потому что Кирсанов принес хорошую одежду. Только сдается мне, что к заботе о моем здоровье это не имеет никакого отношения. Он просто следит, чтобы инкубатор для его ребенка не испытывал трудностей и неудобств.