— Михайловна опять полы не помыла! Мне самой за тряпку браться?
— Где медсестра?
— Обход скоро…
Набор отдельных фраз, которые кружатся в моей голове словно рой назойливых мух.
Так. Все. На хрен.
Я спускаю ноги с койки и сажусь, тру лицо, трясу головой, окончательно разгоняя остатки сна, потом иду умываться. А когда возвращаюсь, Тася уже не спит.
Лежит все так же на боку, растерянно кусает кончик пальца и смотрит на меня. От этого взгляда что-то переворачивается внутри и звенит, потому что в нем ничего нет кроме горечи.
— Проснулась?
Она не отвечает, просто смотрит, а потом медленно кивает. Вопросов не задает, но я считаю себя обязанным пояснить:
— Ты потеряла сознание возле Алениного дома, мы привезли тебя сюда. Ты спала всю ночь.
— С ребенком все в порядке?
— Да, — по этому вопросу я сам пытал врача, так что сомнений нет.
— Хорошо, — Тася закрывает глаза и замолкает.
Она не спрашивает про Алену, про то как я ее нашел, и что будет дальше. Не кричит, не потрясает яростно кулаками, обещая отыграться за подставу. И уж точно не радуется волшебному воскрешению подруги. Она как тень, и я совершенно не чувствую в ней ни энергии, ни огня, и это напрягает.
— Сейчас будет обход. Пусть врач посмотрите тебя, после этого отправимся обратно.
В ответ тишина. Тася только губы поджимает и жмурится еще сильнее, словно от боли. У меня у самого болит. Нигде конкретно, и в тоже время везде.
Когда приходит врач лучше не становится. Тася отвечает односложно, рассматривая свои подрагивающие ладони, а когда медик уходит снова падает на подушку и тянет на себя одеяло в попытке укрыться с головой.
Я не позволяю ей этого сделать:
— Подъем. Нам пора возвращаться. У меня куча дел, — как всегда прикрываюсь работой, — мне некогда тут рассиживать.
— Хорошо, — равнодушно произносит она и сползает с кровати.
Кажется, ей все равно, что будет дальше.
***
Я сам отвожу ее обратно в загородный дом. Всю дорогу Таисия молчит и смотрит в окно. Украдкой бросаю на нее взгляды, и мне не нравится то, что вижу – стеклянный взгляд, отсутствующее выражение лица. Она не здесь, не со мной, а где-то в другом месте. И судя по всему, там тоже ничего хорошего.
Когда начинает моросить дождь, она задумчиво водит пальцем по стеклу повторяя линии, оставленные каплями.
Сука-жена, своими собственными руками разломавшая нашу жизнь…
Я изо всех сил пытаюсь ее ненавидеть, вытаскиваю воспоминания из головы, проигрываю их на повторе, цепляюсь за тот ураган, что разрывал грудную клетку на протяжении нескольких месяцев. Пытаюсь, но безрезультатно.
Мне жаль ее. Как бы я ни накручивал себя, какие бы причины для ненависти не выискивал, но сердце сжималось, когда смотрел на нее.
Ее одиночество чувствовалось так остро, словно оно было моим. Ее боль – как свою собственную.
Хреново быть использованной, да? Чувствуешь, как кишки выкручивает и земля под ногами осыпается, обнажая черную пропасть?
Дорога кажется нескончаемой. Мы добираемся до места, когда уже далеко за полдень. У меня и правда дел до хрена, поэтому даже не заезжаю во двор – разворачиваюсь возле ворот и только после этого останавливаюсь со словами:
— Приехали.
Таисия выныривает из своих мыслей, только сейчас обращая внимание на то, что за окном конечный пункт нашего путешествия.
— На выход.
Так ничего и не сказав, Тася послушно выбирается из салона. На улице дождь, но она даже не замечает его – не пытается накинуть капюшон или как-то прикрыться. Просто направляется к воротам и уходит, так ни разу на меня и не взглянув.
Царапает. Не столько покорность, сколько равнодушие. Оно ненормальное, неживое.
Именно с этой мыслью я уезжаю в город, с ней же провожу остаток рабочего дня, она же бомбит меня ночью.
А еще меня внезапно бомбит Мария. Не знаю, что ей там взбрело в голову, но она начинает мне названивать, а когда отбриваю и говорю, что занят, начинает писать. Какую-то хрень, типа «скучаю», «когда увидимся» и все в этом духе.
Мне хочется ее послать или проигнорировать, но потом вспоминаю про Алену, про то, как небрежно расстался с ней, и к каким звездецким последствиям это все привело. Кажется, я тоже отправил ее в отставку вот так по телефону, в перерывах между просмотром картинок в интернете. Пусть и запоздало, но все-таки понимаю, что не надо пренебрегать людьми, даже если они не нужны. Что слова, которые ничего для тебя не значат, могут породить такую бурю в душе другого, такой ураган, что сметет все к чертям собачьим.
А Мария не сдается и присылает мне фото в черном кружевном белье. Я долго его рассматриваю, пытаясь найти хоть какие-то отголоски в душе, но пусто. Просто трусы на простой заднице, и просто лифчик на простых титьках. Как картинка из журнала – вроде симпатично, а вроде и похер, страницу перевернул и забыл.
Однако вопреки собственному настроению и желанию, я отправляю ей короткое:
«Завтра приеду».
И тут же прилетает восторженное «жду» и какие-то дурацкие смайлики. Мне что пятнадцать лет, чтобы радоваться при виде перевернутых красных жоп, в народе именуемых сердечками?
Следующий день тоже как на иголках. Важная сделка, большие деньги и люди, всерьез заинтересованные в сотрудничестве со мной и с моей фирмой, а я тайком, держа телефон под столом читаю сообщения, падающие на телефон.
Это из загородного. Юрка пишет, что гостья – а он Тасю иначе как «гостья» никогда не называл несмотря на то, что караулил ее сутки напролет — так вот, гостья ничего не ела вчера, и сегодня тарелку вернула почти нетронутую. И гулять отказалась несмотря на то, что погода не по-осеннему солнечная. Вместо этого весь день спит.
А я что сделаю? Могу приказать насильно накормить и вытащить на прогулку, только какой смысл? Поэтому отправляю: «Оставьте ее в покое».
Злюсь, и это играет мне на руку. Мозги тут же активируются, чтобы разбросать текущие задачи, поэтому сделка проходит быстро и удачно. Партнеры довольны, я рад, что освободился от этой обузы.
— Максим Владимирович, может, в ресторан махнем? Отметим? — предлагают они.
Я перехватываю нацеленный на меня кокетливый взгляд его помощницы и морщусь. Хватит, плавали.
— Извиняюсь, но нет.
— Семья? — участливо спрашивает седовласый мужчина, который у них отвечает за юридическую чистоту сделок.
Ложь легко срывается с моих губ:
— Она самая.
На этой ноте мы расстаемся. Они идут праздновать, а я покидаю офис. На сегодня с работой покончено, надо ехать за город и разбираться, кто там не ест и почему. Но прежде я отправляюсь к Марии.
Она встречает меня во всеоружии. Накрашенная, разодетая, с красивой прической. Когда ткань на платье натягивается, я вижу контуры напряженных сосков и понимаю, что под ним ничего нет.
— Максим, ты пришел, — она льнет ко мне, пытаясь обнять, а я перехватываю тонкие запястья и отстраняюсь. Она замирает и вскидывает на меня настороженный взгляд, — Максим?
— Ты прости, что так получилось, но между нами ничего быть не может.
Я опасаюсь истерик и совершенно не настроен на разборки, но она воспринимает мои слова на удивление достойно. И вместо того, чтобы выплеснуть недовольство тихо спрашивает:
— У тебя кто-то есть?
— Есть.
Мое персональное чудовище, которое решило заморить себя голодом.
— Я знала это, — сковано улыбается, — чувствовала, что ты мыслями не со мной, а совсем в другом месте.
— Прости, — извиняюсь еще раз, — спасибо, что потратила на меня свое время, но я точно не тот, кто тебе нужен.
Она вздыхает и, плотнее смыкая вырез на груди, устало машет рукой:
— Иди уже, — и когда я уже выхожу на лестничную площадку, добавляет, — спасибо, что сказал по-человечески, а не повел себя как урод.
Я хмыкаю. Это опыт, девочка. Чертовски хреновый и болезненный опыт.
После разговора с Марией с плеч будто камень тяжеленный скатывается. С чистой совестью я переворачиваю эту страницу и еду за город.