— Не буду-у-у-у…
— Тася!
В общем, гормоны штука веселая. Я еще дважды за вечер срываюсь на слезы. Один раз, когда мы перебираемся к телевизору и попадаем на финальные кадры какой-то романтической мелодрамы, а второй, когда Максим спрашивает, в какой комнате будем делать детскую.
Зато вечером, когда наступает время сна, а Кирсанов не уходит и вместо этого ложится рядом, притянув к себе под бок, я расплываюсь в счастливой улыбке и обнимаю его крепко-крепко.
— Задушишь, — смеется он.
— Я просто боюсь, что это сон, что ты исчезнешь.
— Никогда, — с этими словами накрывает мои губы своими, и все тревоги отступают.
Его поцелуй долгий и нежный, прикосновения полны страсти, и в тоже время бережные и аккуратные, словно я хрустальная статуэтка, которая может разбиться от неосторожного движения.
Я задыхаюсь от любви, от ощущений, что лавиной накрыли с головой, и от осознания того, что мне чертовски повезло с мужчиной. Он самый лучший, и я приложу все силы, чтобы сделать его счастливым и искупить все то, что натворила.
Глава 16
Дальше нас ждал очень непростой период, когда пришлось заново выстраивать отношения. Вроде те же два человека, а все по-другому. Больше не было места для шелухи, беспочвенных обид, ревности и прочего мусора. Остались только мы вдвоем, немного офигевшие от всех этих каруселей, но уверенные, что хотим быть вместе.
Кирсанов просто сказал: моя, не отпущу.
А я ответила: твоя, не отпускай.
Вцепились друг в друга, как две пиявки, и не разодрать, не растянуть в стороны.
Свое обещание он сдержал и отправил Сашку далеко-далеко. Она не сопротивлялась, позвонила мне только один раз, уже когда приехала на место, и спросила:
— Ты счастлива?
— Да.
— Береги это счастье.
— Буду стараться. А как ты?
— А у меня все впереди. Если что понадобиться – только позови.
И хоть у нее беда с эмоциями, хоть она совершенно не умеет их показывать, я знала, чувствовала, что она рада. И что она всегда будет за меня…какую бы фигню я бы не натворила. Моя единственная, такая же бедовая, как я сама, подруга.
С Максимом мы говорили о многом, но тема Алексы – а он ее звал только так – была для него табу. Он ее отпустил только ради меня, но предпочитал лишний раз не вспоминать.
Как и я про Алену…
Моя вторая подруга, светлая девочка-ромашка, теперь ассоциировалась исключительно с грязью и предательством. Воспоминания о ней пачкали душу. По сути, вся моя жизнь была измазана нечистотами по ее вине, с самого детства. Сколько ненужных разборок было, со сколькими людьми я испортила отношения, защищая слабую Аленочку. Тогда это казалось естественным и единственно правильным, ведь мы же семья, стая, а весь этот мир против нас. Кто нам поможет, если не мы сами? А оказалось нет никаких нас. Была только Алена, уверенная, что все вокруг должно кружить вокруг нее, и что мы с Санькой, как две беспородные шавки, должны прыгать по первому ее щелчку.
Это был очень болезненный урок. И если бы не Кирсанов, и его способность прощать, я бы до конца дней своих билась в истерике и каждый день умирала заново из-за потерянной любви.
Он спас нас обоих. Он. Не я. Тот случай, когда мужской стержень позволил пережить бурю, устроенную женской фантазией.
Как в анекдоте. Сама придумала, сама обиделась…
У нас даже шутки на эту тему начали появляться. Свои, никому непонятные, и такие же дурацкие, как вся эта ситуация.
Спустя полтора месяца мы снова отправились вместе к врачу на плановое УЗИ, на котором очень отчетливо было видно «хвостик».
— Мальчик будет, — с улыбкой подтвердила врач.
Надо было видеть физиономию Кирсанова в этот момент. Он даже выдохнул облегченно:
— Слава богу… двоих таких «девочек» я бы не вытянул.
Я сделала вид, что обиделась. Секунд на десять. А потом счастливо улыбнулась, потому что подарить ему сына было моей самой большой мечтой.
Потом мы занялись ремонтом и перестановками. Не только в городской квартире сделали все по-новому, но и тот самый дом, который был моей тюрьмой, облагородили. Теперь там была детская – светлая и уютная, хозяйская спальня, а на переднем дворе разбили детскую площадку.
Однако не так все было радостно, как мне бы хотелось.
Прошлое, на то и прошлое, чтобы оставаться за спиной, но порой оно очень нагло пытается ворваться в новую жизнь, наполнив ее хаосом.
— Тася!
Услышав громкий окрик, я вздрагиваю. Не только от неожиданности, но и от того, что меня простреливает дурными предчувствиями.
Это Алена.
Мы не виделись с ней с тех самых пор, как столкнулись на задрипанной квартире, где она наговорила нам с Сашкой кучу гадких, отвратительных вещей.
Оборачиваюсь. Бывшая подруга идет к моему столику, активно накручивая пятой точкой. Выглядит она, как…как… шалава? Слишком короткая юбка, слишком яркие губы, слишком длинные наращённые ресницы. Она совершенно не вяжется с тем образом светлой девочки, за которую я была готова сражаться с целым миром и без раздумий бросить свои чувства в жернова мести.
Любимое кафе тут же теряет всю свою прелесть. Оно, как в фильме ужасов, внезапно становится меньше и наполняется черной дымкой.
— Чего тебе?
— Вау, что так грубо, подруга, — хмыкает она, — не рада меня видеть?
Улыбается так снисходительно, надменно, свысока. Будто царица снизошла до простой смертной.
— Нет.
Меня рядом с ней тошнит. Не только от Алёны, но и от самой себя.
Дура я. Дура. Все же как на ладони, на самом виду. А я не видела, не понимала, не замечала. Думала, рядом ангелок, которого надо защищать, а оказалось, что змею пригрела. Тащила ее на себе, кормила своими эмоциями, своими жертвами, своей жизнью.
Сколько она косячила до Кирсанова? Не счесть! И дня не проходило, чтобы бедная Аленка не попала в какие-нибудь проблемы. И кто в итоге со всем разбирался и огребал за нее? Мы с Сашкой. Раз за разом, как заколдованные, не понимая очевидного. Она специально это делала, разжигала конфликты, науськивала, подставляла, а мы не замечали, бились за нее до донца, подставляясь, жертвуя чем-то важным. Это казалось единственно правильным вариантом. А как иначе? Ведь это Аленушка, маленькая нежная девочка с глазами невинного ангела. Нежный цветочек, не способный самостоятельно выстоять против жестокого, грубого мира.
***
Теперь этот «ангел» сидит напротив меня, но что-то крыльев за спиной не видать.
— Угостишь? — кивает на почти полный чайник травяного чая. Мне два часа еще до приема, я просто хотела скоротать это время в кафе, почитать книгу, полистать картинки в телефоне.
— Нет.
Ее улыбка на мгновение идет рябью, и в глазах проскакивает странное выражение. Очень похоже на…удивление? Да. Именно на него. Алена удивлена, что я не спешу с ней делиться. Привыкла, что ей всегда выкатывают на блюдечке с голубой каемочкой все, что она захочет.
— У тебя же две чашки!
Их на самом деле две – официантка случайно принесла, думала, что я жду кого-то. Я демонстративно наливаю во вторую, но вместо того, чтобы протянуть ее Алене, сама делаю пару глотков.
Она возмущенно фыркает:
— Колхоз.
— Куда уж мне до вас, до аристократов.
Повисает тишина. Я смотрю в окно, игнорируя присутствие «подруги», а она раздраженно барабанит пальцами по столу, потом не выдерживает:
— Где Сашка? Что-то давно ее не видать. Не звонит, в гости не заходит.
— На фиг ты ей сдалась? У нее своих дел хватает.
— Пфф, да какие у нее могут быть дела? Она же тормоз, хронический.
Молчу. Потому что не хочу тратить на нее ни одной секунды своей новой жизни. Не хочу ничего доказывать или ругаться.
Я хочу только одного, чтобы она уползла на другой конец света и больше никогда не появлялась поблизости.
— А у тебя как дела? Все льешь слезы с соплями по Кирсанову? — издевается, сучка. Ей прямо неймется, хочется меня укусить и побольнее, — ловко я вас обыграла, да?