Я тут же проигрываю в памяти последние сцены в кафе. Кто еще там был? Какая-то пара на другом конце зала, мужик с сырниками, еще кто-то с газетой в руках…Теперь я знаю, кто именно это был.
— Все это время он и его команда прорабатывали Алену. Собирали полный список, начиная от врача, благодаря которому удалось разыграть представление с похоронами, заканчивая подлогом с родительскими правами. А сегодня появился финальный эпизод, после которого всю эту богадельню можно с чистой совестью прикрыть. Мошенничество, подлог, клевета, фальшивые документы, вымогательство, попытка убийства. Все это потянет на приличный срок.
— Она и в тюрьме будет строить козни.
— Там за ней присмотрят, не переживай. И если будет себя плохо вести, мигом объяснят, что к чему, — Кирсанов говорит спокойно, но жестко, будто ждет, что я сейчас начну упрашивать его быть мягче, пощадить бедную Аленку, быть снисходительным к ее слабостям и заскокам.
А я не начну.
— Я хочу, чтобы она получила по заслугам.
— Стеф проследит. Он такое досье на нее собрал, что не отвертится, как бы ни крутилась. А самое главное, никакого самоуправства, — хмыкает он, явно имея в виду что-то свое, — все по закону.
— Что будет с Владом?
— А что с ним будет? Мальчик останется с приемными родителями. Они вроде в адеквате, и не чужие ему. К тому же там где-то биологический отец болтается. Правда вряд ли он будет дожидаться свою Аленочку, после того как узнает, что она себе любовника завела – это он за рулем был. Но в любом случае за Влада ты ответственность не несешь.
— Я знаю. Просто жаль, что ему досталась такая…
— Жаль, но такова жизнь. Кто-то творит дичь, кто-то за нее отвечает. И не всегда это один и тот же человек. Увы.
— Увы.
Мы едем дальше, и постепенно дрожь в конечностях успокаивается. Я начинаю нормально дышать и не стучу зубами на весь салон, как дешевая погремушка.
— Ты прости, что не предупредил о слежке. Хотелось суку эту подловить, боялись, что как-то выдашь себя, и она все поймет.
— Да ладно тебе, — наигранно ворчу под нос, — не оправдывайся. Я уже смирилась с тем, что меня все кругом используют и держат за бестолковую морковку.
— Сейчас получишь…морковка.
— Меня нельзя обижать. Я беременная. Меня любить надо, гладить по пузику и кормить вкусняшками.
— Будут тебе вкусняшки. Не сомневайся, — улыбается он, и я в очередной раз думаю о том, как сильно мне повезло с этим мужчиной.
Эпилог
Наша вторая свадьба не такая пышная, как первая, но гораздо теплее и душевнее. Потому что теперь нет никаких потаенных причин для этого брака, нет коварных планов. Ничего нет.
Есть только мы, наша любовь и плод этой любви, который отчаянно барахтается в моем животе, постоянно требуя внимания.
Я предлагала пожениться позже, когда родится малыш, но Кирсанов был непреклонен. Пришлось в срочном порядке искать белое платье, которое бы налезло на мою внушительно округлившуюся фигуру.
Самой себе я казалась неповоротливой белой медведицей, а он смотрел так, будто еще никогда в жизни не видел меня столько прекрасной. Это смущало и одновременно наполняло душу ликованием. Как и любой женщине, мне было приятно видеть и чувствовать такое отношение со стороны любимого мужчины.
В дорогом ресторане собралось всего с десяток гостей. Среди которых был и Стеф. Кода пришла его очередь говорить тост, он поднялся, потер ладонью подбородок и хмыкнул:
— Я вам пожелаю только одного. Умения говорить друг с другом. Остальное приложится.
Да, уж. Очень важный навык. Пожалуй, один из главных. Ведь сколько людей расстаются, теряют друг друга и становятся несчастными только потому что не умеют говорить.
Несмотря на то, что это наша свадьба мы уезжаем первыми. Гости с пониманием относятся к моему состоянию, а Максим и вовсе, как ревнивая курица-наседка, готов закинуть меня на кровать, обложить со всех сторон перинами и подушками и не отпускать до самых родов, словно я фарфоровая статуэтка, которой противопоказано лишний раз шевельнуться.
Вечером, когда мы уже довольные и счастливые лежим в кровати, и Макс ведет воспитательную беседу с расшалившимся детенышем, мобильник надрывно булькает и моргает.
— Кто там на ночь глядя? — ворчит мой уже дважды муж и бессовестно заглядывает в мой телефон, когда я поворачиваю тот экраном кверху. Тут же нахохливается, — а этой что надо?
— Наверное, хочет поздравить.
Кирсанов демонстративно отворачивается на другой бок, но не протестует. Он в курсе, что для меня это важно, поэтому делает скидку в честь праздника. Как-никак свадьба, а на свадьбе невесту надо баловать, даже если самому повод не нравится.
Я открываю сообщение от Сашки.
Привет. Поздравляю.
Она как всегда лаконична и без лишних эмоций. Но я знаю, что ее поздравление искренне и от всей души.
Спасибо. Лови фотки.
Отправляю ей несколько фотографий, и тут же прилетает:
А что это у Кирсанова такая физиономия недовольная?
Нормальная физиономия, просто я сказала, что устала, и он тут решил отправиться домой.
Заботливый?
Да.
Это хорошо.
Она записывает кружочек, а я терпеливо жду. Сейчас наверняка пожелает любви, счастья и побольше детей, может быть, даже прочитает стих из сети, чтобы показаться чуть более романтичной, чем есть на самом деле.
Я почти угадала. Почти…
— В общем, всего вам хорошего. Ну любви там всякой, благосостояния. А главное, помните, что если кто-то, — выделяет это слово голосом, — будет плохо себя вести… Я вернусь.
Услышав последнюю фразу, бедный Кирсанов аж дергается. Оборачивается ко мне и машет руками, мол чур ее чур.
— Шутка! — прилетает в отдельном сообщении.
Максим что-то неразборчиво цедит сквозь зубы. Кажется, матерится, а мне так смешно, что нет сил сдержаться. Я обнимаю его крепко-крепко и прикрываю глаза, наслаждаясь теплом мужского тела, родным запахом и размеренном стуком сердца.
— Я чуть инфаркт не схватил. Шутница, блин.
— Ты такой милый, когда ворчишь, — целую его в щеку.
— Ты мне зубы не заговаривай. Если приедет…
— Не приедет. Поверь, она больше всех остальных рада за нас.
— Вот и пусть радуется, где-нибудь на другом конце страны.
Максим никогда не станет относиться к Сашке по-другому. Я знаю это. Он и так поступил гораздо мягче, чем мог. Ради меня.
Меня переполняют эмоции к этому мужчине. Я снова обнимаю его, утыкаюсь носом в шею и шепчу:
— Если бы ты только знал, как сильно я тебя люблю. Ты моя жизнь.
— А ты моя.
И ничего слаще в этот момент быть не может. Наш дом, наша кровать. Его рука на моем тугом животе и ощущение того, что мы справились. Выплыли несмотря ни на что.
Я готова ночь напролет шептать ему о своей любви. Да что там ночь! Каждый день, всю жизнь повторять это раз за разом. Любить, беречь, делать счастливым, и благодарить судьбу за то, что дала второй шанс.
— Снова ревешь?
— Это от счастья, — я криво улыбаюсь, а он ведет пальцем по моей щеке, смазывая непослушные капли. Потом целует.
— Так лучше?
— Вроде бы. Но я не уверена.
— Не уверена? — коварно улыбается и снова накрывает мои губы своими. От поцелуя кругом идет голова, и хмельные бабочки кружат в животе, — а так?
— Ммм, гораздо лучше.
— Ну вот и хорошо. А теперь спать! — и бессовестно пытается отвернуться спиной ко мне.
Я аж подскакиваю:
— В смысле спать?! Какое спать?! — пихаю его в бок, — у нас вообще-то брачная ночь! Я требую любви и ласки!
Кирсанов со смехом перехватывает мои руки и прижимает их подушке:
— Ладно, уговорила. Будет тебе ласка.
— То-то же!
Он снова смеется, а потом опять целует. И в этот раз никаких шуток.
Я растворяюсь в нем, раз и навсегда.
Он мой, я – его. А все остальное не имеет значения.
Конец