Открылся чудесный вид на город: плавно текла Москва-река, сияли купола соборов, а подо мною суетились крошечные человечки, и почему-то показывали на меня пальцами.
И только тогда я осознал, что подо мной нет никакой почвы!
А прямо на меня стремительно надвигался, выпучив глаза и страшно надув щеки, словно у него изо рта горн украли, бронзовый Петр, державший штурвал и по большому кокосовому ореху за каждой щекой...
Я отчаянно попытался вырулить в сторону, но в состоянии свободного полета это мне не удалось.
- Ну, сейчас он мне даст за свою кобылу! - пронеслось у меня в голове...
Тем временем Арнольдик с трудом поднялся, отряхнул колени, безнадежно и горестно проводил взглядом мою коляску, улетающую со скоростью мухи над Москва рекой, в отчаянии что-то пробормотал и заспешил к ближайшему метро.
По дороге он обнаружил, что в карманах у него, кроме пары пистолетов, больше ничего нет: ни жетончиков для проезда, ни денег, для покупки этих жетончиков.
Он растерянно остановился, покрутил головой по сторонам, и заспешил к дому пешком, сжимая в руке кейс, в котором лежали пачки денег. Он спешил на выручку своей самой единственной на всем белом свете.
Он еще не привык к тому, что разбогател.
Глава девятая
А в его квартиру, с грохотом уронив многострадальную прислоненную дверь, вваливались Филин, Сергеич, Антон и Толстячок, успевшие приехать намного раньше идущего пешком Арнольдика.
Вовик и Шмыгло удивленно рассматривали неожиданных гостей: чумазых, обожженных, обгорелых и основательно перепуганных.
- Вы что, устроили неудачный шашлык на природе? - поинтересовался Вовик, тревожно рассматривая всю эту ораву.
- Нас самих едва в шашлык не превратили, - горестно признался Филин.
- Это кто же так вас, позвольте узнать? - издевался Вовик.
- Кто, кто! - обозлился Филин. - Дед твой долбаный! Да еще этот сумасшедший мент безногий, что на коляске катается.
- Товарищи бандиты, - подала голос взволнованная и ничего не понявшая из их разговора, Нинель. - А где мой муж? Что вы с ним сделали?
- Да, товарищи бандиты, в самом деле, где же муж этой уважаемой гражданочки, и где та бумага, которую он должен был подписать? поинтересовался Вовик сладким сахарным голосом.
- Бумага, вот она, - Сергеич не отреагировал на издевательский тон Вовика. - Дед спалил копию, не разобрался. Оригинал остался у меня.
- Как же так получилось, дорогие мои, что дед и копию документа сжег, хорошо еще, что не оригинал, и вас самих едва в шашлыки не превратил? Вы что, такой оравой со стариком и с придурковатым ментом справиться не могли?! - уже не шутя заорал Вовик.
- Конечно! - с обидой возразил Антон. - Сам бы ты с ними справился. Они мужики крутые...
- Это дед-то, из которого песок на ходу сыпется?! - заорал Вовик. Это пристукнутый мент в инвалидной коляске?! Да у вас там охрана, оружия как у солдата вшей - полней полного!
- Дед нас разоружил, - честно признался Филин.
- Врешь! - подпрыгнул Шмыгло.
- Больно мне надо!
- Так это значит, что дед теперь шпарит прямым ходом сюда, с целым арсеналом оружия, бабу свою спасать?! - дошло до Шмыгло.
- Сам он вряд ли заявится, - рассудительно заявил Вовик. - А вот ментов запросто навести может, а нам это ни к чему, Сам-то он должен был раньше вас появиться, но раз его нет, значит - в ментовскую отправился, сам не рискнул все же соваться. Самому по живым людям стрелять боязно.
- А чего ему бояться? - тихо сказал Толстячок. - Он уже начал...
- Как это так - начал? - посерьезнел Вовик. - Что он начал?
- Я точно не знаю, кто из них, может быть мент этот сумасшедший, но кто-то из них отстрелил ногу Катьке-балерине, - подтвердил Сергеич.
- Во дела пошли! - присвистнул Вовик. - Ну-ка, быстро колитесь, что там у вас произошло. Только коротко. Тут, как я вижу, дело совсем нешуточное получается. Крутую кашу для нас заваривают дед с ментом этим безногим.
- А мы что говорили?! - загалдели хором пострадавшие.
И принялись они, перебивая один другого, взахлеб рассказывать о том, что им пришлось пережить, и как их едва не спалили живьем, и как их спасали спасатели из МЧС, и прочие ужасы...
- Да, дед действительно разбушевался и вышел на тропу войны, зря я, похоже, над ним посмеивался, - задумчиво почесал бровь Вовик. - Но как бы там ни было - уходим, и побыстрее. Нам ни менты, ни стрельба в этом доме на фиг не нужны. Заметут, тогда выпутывайся бабки отстегивай направо и налево. А бабулю мы с собой возьмем, она нам для спокойствия пригодится. Шмыгло! У тебя вид приличнее, чем у этих обормотов, иди, лови машину повместительнее, чтобы всей оравой слинять. Да не вздумай торговаться! Я тебя, крохобора, знаю, не скупердяйничай - давай сколько просить будут, не тебе платить. Нам надо слинять моментом, пока дед ментов не привел, или сам чего доброго тир тут не устроил.
- Я никуда с вами не поеду, - категорически заявила молчавшая до этого Нинель. - Можете делать со мной все, что хотите, можете убить меня прямо на месте.
- Знаешь что, бабуля, убить - дело не такое хитрое, как тебе кажется. Только дедуля твой вряд ли это переживет, сердце не выдержит. Я прав? - со злой насмешкой переспросил Вовик. - И не нервируй меня напрасно, могу ударить и сломать что-нибудь. Убить не убью, а больно будет очень даже. Ты, пузатый, катись обратно в свой долбаный офис, Сергеич подъедет попозже, надо будет с квартирой поскорее закончить. Ты, Антон, с нами поедешь. Мы на всякий случай еще пару ребят кликнем, кто этих безумных знает, что у них на уме.
Под окнами нетерпеливо засигналила машина.
- Вот и Шмыгло машину подогнал, будем ехать!
Когда Арнольдик, с тяжелой одышкой в груди и двумя пистолетами в руках, опрокинув на входе многострадальную дверь, ввалился в свою квартиру, то обнаружил там пустоту и разгром.
На столе в комнате его ждала записка, в которой крупными печатными буквами было написано вот что:
Дед! Твою драгоценную мы увезли с собой. Если ты наведешь на нас ментов - ей будет очень и очень плохо и больно. Так что прекрати бузить, дед! Уймись.
Твой Вовик.
Арнольдик молча постоял возле стола, побарабанил пальцами по оцарапанной полированной поверхности, убрал пистолеты в карманы и вышел из квартиры, аккуратно приставив дверь...
Когда Сергеич, злой и усталый, поднимался по мраморной лестнице офиса к бронированной двери, на душе у него не то что скреблись, а просто выли и визжали на все голоса стаи обезумевших кошек.
Через руки не очень чистоплотного Сергеича проходили разные бумаги и разные деньги, большинство из них были незаконные, левые. Кроме этого, он служил одним из передаточных звеньев между банками, правоохранительными учреждениями и высокопоставленными чиновниками из властных структур, вплоть до правительства, осуществляя их связи с бандитами. Вот где были Главные Деньги. И звеном Сергеич был самым последним в длиннющей и замысловатой цепочке, разработанной специалистами этого дела.
Очень он был удобен: адвокат, который по роду своей деятельности мог запросто, не вызывая пересудов, открыто и запросто встречаться и с бандитами, и с бизнесменами, и с депутатами думы, учитывая специфику его работы и широкий, разнообразный круг клиентуры, которой постоянно требовалась либо защита, либо консультации по правовым вопросам.
Одним словом, адвокат, он и в Африке - адвокат.
Беспокоило же Сергеича вот что: с полгода назад он втихаря, самостийно, повысил бандитский налог на один из коммерческих банков. Рассчитал он все тонко и верно: сумма для банка была настолько незначительна, что ее даже оспаривать не стали, и все осталось шито-крыто. Так дальше и пошло: он накинул по чуть-чуть еще на ряд структур и организаций, и все проглотили это молча. И в карман Сергеичу потекла "верхушка", которую он аккуратно состригал с собираемой им дани. Все шло прекрасно, но именно часть этой самой "верхушки" изъял сегодня у Сергеича из сейфа этот полоумный дед.