— Я переоделся солдатом. По-немецки я говорю без акцента, и ночью это не составило мне труда. Но сегодня…
Я поскреб в затылке.
— Разберемся на месте. Что дальше?
— Дальше нужно идти по этой дороге, и через пятьсот метров подходишь к бетонному острову, на котором и стоит лаборатория. Ее окружает двухметровая стена, по верху которой идут провода под напряжением.
— Тот же вопрос: как тебе удалось перелезть через нее?
— Я вошел через главные ворота. Я не только переоделся, но и запасся пропуском не хуже подлинного…
— Старик сказал, что ты разбил ампулу, когда прыгал со стены!
— Не со стены, а из окна лаборатории. Туда кто-то вошел, и мне нужно было срочно смываться…
Я вскочил с земли так, как другой на моем месте выпил бы стаканчик спиртного для храбрости.
— Ты видел кого-нибудь, когда выходил?
— Конечно, и когда входил тоже…
— Тогда скажи…
— Что?
Я не осмелился произнести вслух то, что думал. Однако Ларье был умен и понял мою мысль.
— Да, все они должны были загнуться… Если только перед тем, как я стал заразен, не должен был пройти инкубационный период.
— Вот видишь, у них наверняка есть противоядие, — заметил я. — Они не могут подвергать себя опасности из-за какой нибудь случайности! Они тоже могут разбить ампулу, и это может привести к цепной реакции смертей.
— Да, ты прав…
— Тогда в дорогу!
Наше передвижение было совсем медленным. Ларье орудовал своими костылями. При этом он охал, вздыхал, ворчал и ругался самыми последними словами, такими как дрянь, верблюд, депутат и сборщик налогов. Я же взвалил на себя всю амуницию и терзался вопросом, что я буду делать с этим калекой, когда мы полезем через болото. Еще я раздумывал, где бы раздобыть съестное, потому что мои ноги начинали подгибаться от голода. Это могло показаться пустяком, но на самом деле вопрос был одним из самых важных. Когда человек голоден, он начинает понемногу терять чувство реальности. Он думает лишь о пустом желудке, решительно заявляющем о своем существовании.
Так мы доковыляли до опушки леса, и тут я в недоумении остановился. Передо мной внезапно вырос мужик, огромный, как чемпион мира по поднятию тяжестей. Выглядел он лет на пятьдесят и при этом был лыс, как драгоценный камень. На нем был бархатный костюм, на плече лежал топор. У мужика не было ни ресниц, ни бровей, безбородые щеки лоснились — короче, его нельзя было назвать развалиной!
Его маленькие светлые глаза были наведены на нас, как пистолетные стволы. Мы наверняка показались ему подозрительными, и я готов был поставить кремень для зажигалок против могильного камня, что первым делом он собирается предупредить местных полицейских, а отнюдь не спеть нам приветственную песенку. К тому же я говорил по-немецки не лучше глухонемого камбоджийца, и все, что я мог сделать в этой ситуации — это показать ему не без некоторой гордости свою пушку.
Он наверняка спросил себя, не собираюсь ли я ее ему продать, однако заметил, что дуло направлено в его сторону, и немного занервничал.
— Поговори с ним! — крикнул я Ларье. — Спроси, где он обитает, и предупреди, чтобы не подходил к тебе!
Мой приятель залопотал на языке, составившем славу Гете. Старый хрыч слушал его, наморщив то место, где у других растут брови.
Слова явно доходили до него с трудом. Должен вам доложить, что он отнюдь не походил на интеллектуала. Читать он, должно быть, научился на факультете земляных груш в своей деревне. Стоило рассмотреть его получше — и отпадали последние сомнения в том, что человек произошел от обезьяны. Наконец, он произнес несколько горловых звуков.
— Чего ему надо? — спросил я у Ларье.
— Это лесник. Он живет недалеко отсюда. Он спрашивает, кто мы такие.
— Что ты ему ответил?
— Я сказал, что мы бельгийские летчики, летели в Москву. Наша этажерка почувствовала себя неважно, и единственное, что нам оставалось — спрыгнуть с парашютами.
— Он поверил?
— Знать бы, о чем он думает! Ты же видишь его физиономию!
— Да, он кошмарен, как почечные колики…
— Мы идем к нему. Я страшно голоден и должен срочно набить желудок, иначе попросту рухну на траву… Как объяснить ему мой… мой случай?
— Скажи, что ты болен и летел в Россию на лечение… Ты заразен… Если он не захочет понять, я объясню ему все при помощи пушки.
Приятели снова зачесали языками. Затем человек с топором кивнул головой, немного поколебался и повернулся кругом.
— Ну и что? — осведомился я.
— Он согласился провести нас к себе.
— Прекрасно.