Моя мать сглотнула, издавая сдавленный звук в задней части горла.
— Он легко утомляется и не может много говорить. — Она схватила кувшин с водой и налила полный стакан, прежде чем помочь мужу выпить его.
Я провел рукой по лицу и зажмурил глаза. Это было не… реально. Это был чертов кошмар; это должно было быть кошмаром.
— Насколько ты болен? — спросил я сквозь стиснутые зубы.
— Рак, — ответила мама так тихо, что я чуть не пропустил.
— Рак? — повторил я. — Как? Когда я видел тебя в последний раз, ты был здоров.
— Он не был здоров, но он не хотел, чтобы кто-нибудь это видел.
— Когда? — Я лаял.
— Мы узнали около четырех месяцев назад, — сказала она, отводя взгляд от меня.
Четыре месяца. Четыре чертовых месяца, а мне говорят только сейчас.
— Ты не думала, что я заслужил это знать раньше? — Моя мать вздрогнула, и она имела наглость пристыдиться.
Я пронзил Брэда Коултера взглядом.
— Почему сейчас? Зачем говорить мне сейчас?
— Потому что… — начал он, но в итоге закашлялся. Мама вскочила и помогла поднять голову с подушки. Он кашлял и кашлял, сухой звук вырывался из его груди и эхом отдавался в моих ушах. При виде крови, стекающей по его губам, мои руки задрожали.
Мои кулаки сжались, и мне пришлось отвернуться. Этот человек не был моим отцом.
Через мгновение приступ кашля прекратился, и я начал ходить по больничной палате.
— Закончи фразу, — потребовал я. Холодно, да. Но я не знал, как еще реагировать, как еще говорить с ними.
— Потому что… я хочу… исправить… это… мне нужен… шанс.
— Значит, ты не умираешь с чувством вины за то, что был дерьмовым отцом?
— Мэддокс! — прошипела моя мать. Я повернулся и встретил ее взгляд своим.
— Что? Правда — это не то, что ты хочешь услышать?
— Я это заслужил, — устало признал мой отец.
Пиздец какой-то.
— Я ухожу отсюда.
Не успел я дойти до двери, как меня остановил голос матери.
— Я хочу рассказать тебе одну историю.
— Я здесь не для того, чтобы слушать какие-то сказки, мама, — буркнул я.
— В этой истории нет сказки, Мэддокс.
Если бы меня спросили, почему я не ухожу, почему я стою у двери и слушаю ее, у меня не будет ответа на этот вопрос.
Я просто не знал.
Может быть, это было что-то в ее голосе. Боль, печаль, вина. Может быть, потому, что все это звучало так реально для моих ушей. Я чувствовал то, чего не должен был.
Повернувшись к ним лицом, я прислонился к двери и скрестил руки на груди.
— Говори. — Одно слово. Это было все, что ей было нужно.
Она сжала руку моего отца, ее глаза остекленели.
— Когда я встретила твоего отца, у него не было еды.
Ч-что за хрень?
Она продолжала говорить, прежде чем я успел что-то сказать, как будто она боялась, что потеряет все мужество, которое у нее было, чтобы говорить.
— Я очень хорошо помню тот день. Мы были соседями, и он постучал в мою дверь. Он спросил моих родителей, нельзя ли ему тарелку еды или хотя бы буханку хлеба, чтобы накормить младшего брата.
Младший брат? У моего отца есть брат? У меня есть дядя? Какого черта я этого не знал? Мой разум закружился, и я несколько раз моргнул.
— Видишь ли, мы приехали из дерьмового района. Из трущоб. Ты мог бы легко описать его как часть трущоб Нью-Йорка. У нас почти не было ни электричества, ни горячей воды, потому что мы не могли за это платить. Мы ели консервы, которые могли получить в местной церкви или в продовольственных банках. В ту ночь у моей семьи почти не было еды, чтобы прокормить себя. Моя мать отказала Брэду. Когда мои родители легли спать, я выскользнула из своей комнаты и пошла к нему домой. Я принесла ему два куска хлеба. Он сломался и заплакал. Ему было четырнадцать, мне одиннадцать. Он быстро накормил своего брата, а сам откусил всего два кусочка. Я узнала, что у них не было еды целых два дня.
Моя мать сделала паузу, когда я опустился на пол, мои ноги внезапно ослабели. Я хотел назвать ее лгуньей, но я мог слышать правду в ее словах, грубость в ее голосе. Это было реально. Мои родители были бедны… и я никогда не знал. Они никогда не рассказывали мне ничего о своем прошлом или своем детстве. Мы никогда… не разговаривали.
Я сел на задницу и уставился на своих родителей, наконец поняв, что они действительно были мне незнакомы.
Моя мать издала задыхающийся звук.
— Четыре года я таскала ему еду. Мы оба были бедны, но у меня были родители, которые все еще пытались добыть еду на наш стол. Брэд не знал. Его мать была наркоманкой и алкоголичкой. Небольшие деньги, которые Брэд накопил, работая неполный рабочий день в церкви, его мать украла на наркотики. Когда ему было восемнадцать, он ушел из дома со своим младшим братом.