Ее глаза искали наши, и она удерживала нас в данный момент, удерживая нас своим взглядом.
— Любовь грязна… любовь уродлива. Любовь - это розы и шипы. Любовь… безусловна. Вы не отказываетесь от любви. Вы боретесь и боретесь… и боретесь за это, потому что это стоит каждой слезы, каждой боли… каждой улыбки, каждого смеха.
Она улыбнулась сквозь слезы.
— Это не кино. Или романтическая книга. Это реальность, и это будет больно. Видите ли, любовь станет скучной после того, как вы вместе уже много лет. Каждые отношения попадают в эту фазу, когда «искра» исчезает на короткий момент времени. И именно здесь погибает большинство любовных историй или расцветают немногие любовные истории. Именно в этот момент ты должен бороться усерднее. Любовь - это не просто чувство. Это обязательство. Ты не уходишь, когда это уже не весело. Ты не поворачиваешься к нему спиной, когда она становится уродливой Нет, любовь — это все беспорядочное и все прекрасное. Ты боришься. Ты любишь. Ты живешь. И это именно то, что показал мне Брэд, — закончила Саванна, не покидая Мэддокса и меня.
Она не обращалась к толпе.
Саванна говорила с нами.
Я поднесла наши сцепленные руки ко рту и нежно поцеловала костяшки пальцев Мэддокса. Я люблю тебя, я прошептала.
Он, наверное, этого не чувствовал, но я не собиралась признаваться ему в любви на похоронах его отца. А пока я собиралась позволить ему горевать.
Через несколько часов мы с Мэддоксом, наконец, остались одни. Я стояла рядом с ним, когда он опустился на колени рядом с могилой своего отца, возложив на нее единственную белую розу.
— До свидания… папа.
Голос Мэддокса надломился. Это был его момент. Когда его отец сделал последний вздох, Мэддокс даже не вздрогнул. Он не плакал. Он не проявлял абсолютно никаких эмоций. Он встал и позвал людей, которые должны были заниматься похоронами.
Мэддокс закрыл глаза и склонил голову.
Гром проревел громко, и небо разверзлось, заливая нас.
Я скорее почувствовала это, чем услышал его рев. Болезненный крик вырвался из его груди, и я смотрела, как человек, которого я любила, рассыпался, как буря бушевала вокруг нас.
Я позволила ему иметь этот момент.
Я позволила ему… чувствовать.
Его боль пронзила меня, и я закрыла глаза. Слезы все равно падали, но их смывал грозовой дождь.
Мэддокс долго не выходил из свежей могилы отца. Когда он, наконец, снова встал, он споткнулся, и я потянулась к нему.
Он обернулся вокруг меня, и я держала его. Он уткнулся лицом мне в шею и вздрогнул в моих объятиях. Мы оба промокли, оба дрожали, но мне было все равно.
Я не знала, как мы вернулись домой, но мы это сделали. Все было как в тумане, мир качался вперед и назад перед моим взором.
Я помогла Мэддоксу снять его мокрую одежду и присоединилась к нему в постели, мы оба отчаянно искали тепло под одеялами.
Его холодные губы нашли мои, и я позволила ему принять этот поцелуй. Мягкий. Нежный. Сладкий.
Это не было отчаянием или безумием. Мэддокс поцеловал меня так, будто хотел попробовать меня навсегда. Мои губы слились с его губами, и мои руки обвились вокруг его затылка, когда он перевернулся, прижимая меня к себе.
Мэддокс устроился между моих бедер.
Поцелуй. Я тебя люблю.
Поцелуй. Я никогда не покину тебя.
Поцелуй. Я обещаю.
Поцелуй. Клянусь мизинчиком.
Поцелуй. Навсегда, малыш.
Я без слов прошептала ему все свои обещания сквозь наши поцелуи.
Мэддокс нежно провел по моим шрамам, прежде чем обхватить мою грудь и погладить сосок. Я задыхалась в его рот и подтянула колени вверх, обхватив бедрами его бедра, так что мы оказались на одной линии, прямо там, где я хотела его. Наши губы разошлись, глаза встретились - его зрачки были темными и расширенными - и Мэддокс медленно заполнил меня.
Это было изысканно медленно и мучительно страстно.
Мне стало больно от нежности в его глазах. Мне было больно от обожания на его лице.
Он был обнаженным и прозрачным. Мэддокс разорвал меня в клочья, а потом собрал обратно.
Его пальцы сплелись вокруг моих, прежде чем он прижал мои руки по обе стороны от моей головы. Он начал входить и выходить. Его толстая длина растягивала меня, и мои стоны лились с моих губ, когда он наполнял меня медленными, глубокими поглаживаниями, наши вздохи и стоны наполняли комнату.
Мое тело вспыхнуло, и огонь разлился по венам. Мэддокс дергался и дергался, приближаясь к освобождению. Мои мышцы напряглись, пока я не натянулась, как тетива, повиснув на краю пропасти своего оргазма.
Его лоб коснулся моего, и мои глаза закрылись, когда мы нашли свое освобождение. Он наполнил меня до краев, мои мышцы медленно расслабились, и я расслабилась в его объятиях.