- Не придирайся к словам! - сверкнула она глазами. - Ведь ты понимаешь, что я имею в виду. Зачем ты так со мной? - Голос девушки дрогнул.
Он подвинулся к Лизе, прижался к ее спине, опустил лицо в густые темные волосы и вдохнул их пьянящий аромат. На сей раз девушка не сделала попытки освободиться, лишь - уже явственно - всхлипнула.
- Ну, ну... - шепнул он ей в затылок. - Не надо. Я не хочу вспоминать прошлое. Не потому, что хочу его скрыть. Просто то, что было у меня до тебя, и впрямь не имеет значения. Потому что по-настоящему жить я начал только сейчас, с тобой.
Лиза молчала. Прижала к груди колени, опустила на них подбородок, обхватила голени руками и замерла. Он чуть крепче обнял девушку, положив на ее ладони свои.
Молчание длилось долго - и он невольно стал прокручивать в голове Лизины вопросы, мысленно отвечая на них. На те, на которые существовали ответы.
«Где ты родился?» - «Не знаю».
«Как жил до меня?» - «По-разному. Твоей жизни не хватит, чтобы я успел все рассказать».
«Чем занимался?» - «Очень многим. Но в основном - просто жил. Выживать мне не приходилось, поэтому я мог позволить себе делать то, что хочется. Путешествовал, наблюдал».
«Сказав» это, он задумался. Получалось так, что вся его жизнь и была предназначена для этой единственной цели - наблюдать. Ему и в самом деле не приходилось заботиться о средствах к существованию. Впрочем, он мог обходиться без воды и пищи - вполне возможно, что и без воздуха - сколь угодно долго, так что забота о хлебе насущном была ему вовсе чужда. Ему не страшны были ни жара, ни холод; не причиняли никакого вреда яды; любая, самая страшная рана заживала бесследно. Поэтому он старался побывать везде, поучаствовать в самых опасных походах и битвах. Он сражался плечом к плечу с воинами Александра Македонского, вместе с другим Александром - Невским - топил тевтонцев в Чудском озере. Он был на Куликовом и Бородинском поле, был и на Курской дуге - разумеется, не в качестве туриста. Он горел в танке, таранил на подбитом самолете эшелоны. Он взбирался на Эверест и прочесывал амазонские джунгли. Он мог бы легко отыскать Атлантиду, но это ему было неинтересно - ведь он и так знал, где она. А еще он не летал в космос - не потому, что не хотел, но потому, что знал - это ему не нужно. Его «объектом наблюдения» была Земля.
Кто же назначил его наблюдающим за этой планетой? И каким образом этот «кто-то» получал от него «отчеты»? Или же они шли «наверх» напрямую - от его органов чувств, либо после предварительной обработки его сознанием непосредственно из мозга? Тоже напрямую, без участия его желаний и воли. Да и была ли она у него - воля? Скорее всего, этот «рудимент» отсутствовал у него так же, как память о собственном рождении, как возможность испытывать голод и жажду, чувствовать боль и страх, и, наконец, так же, как отсутствовало у него право на саму смерть. Им управляли, его вели! Туда, куда было надо. И отнюдь не ему.
А было ли что-нибудь по-настоящему «надо» лично ему? И вот эта... это чувство к Лизе, которое он впервые назвал «вечным» - не было ли и оно навязано ему свыше?.. Как там спросила Лиза?.. «Боишься напугать меня своим прошлым?» Нет, теперь он боялся напугать ее настоящим. Он впервые боялся чего-либо вообще.
Похоже, девушка что-то почувствовала. Ее спина напряглась, чуть дернулась голова...
Он скорее прочел ее мысли, чем услышал:
- Что-то случилось?..
- С нами ничего не может случиться, - уверенно сказал он. Но сам он уже не ощущал этой уверенности. Ни в чем, и в первую очередь - в самом себе.
Лишь одно он знал наверняка и точно: он по-прежнему любит эту девушку. Но теперь он сомневался в самой природе этой любви.
Лиза расцепила руки, обернулась и заглянула в его глаза.
- Ты... по-прежнему любишь меня?..
- Разве я мог успеть разлюбить за пару минут? - попытался он выжать улыбку.
- А за час? За день, за полгода, за десять лет?
- Я ведь сказал, что буду любить тебя вечно.
Лиза ответила вдруг почти его словами:
- Не надо вечно. Достаточно этого мига. Как в той песне: «Есть только миг между прошлым и будущим...»
- «...именно он называется жизнь», - закончил он полушепотом. - Надо же, как точно! Почему-то раньше я не задумывался над смыслом этих слов...
И тут же он понял, почему. Потому что у него не было этого мига! Его жизнь была вечной, и хотя по существу в ней тоже были прошлое и будущее, но они потеряли привычный смысл. У него всегда что-то было и всегда что-то будет, у него и было, и будет, и есть только это «всегда-всегда-всегда»... У него не было только «сейчас» - именно этого сладостного мига, ради которого стоило жить, который, как пелось в песне, «называется жизнь». А его жизнь - это всего лишь бесконечная пустышка, к которой он давно уже утратил интерес. Да и было ли ему когда-нибудь интересно жить? Не воевать, не ползать по скалам и скитаться по морям, пустыням и джунглям, а просто жить?.. Он не помнил. Да и откуда мог у него мог быть интерес к жизни, если его повсюду кто-то водил, кто-то смотрел его глазами и слушал его ушами, принимал за него решения и даже, возможно... любил его сердцем? Что же тогда у него своего, если даже любовь, не говоря уже о жизни - хоть и вечной, но абсолютно бесполезной - ему не принадлежала?