Ребята как раз проходили мимо такого дома, когда людской говор у следующего привлёк их внимание. На почти безлюдной улице группа людей у калитки выглядела странно.
– За самогонкой выстроились что ли? – пошутил Валька.
– Это, наверное, дом ведьмы Обоянской, – шепнула Аня.
– И что?
– Что-что! На приём пришли!
Валька обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на людей у ворот, и невольно вздрогнул: из открытого окна на него глядела женщина, очевидно, хозяйка дома. На ведьму она похожа не была. Ведьмы, они ведь как в сказках описываются: нос крючком, чёрные глаза, смуглая, согнутая. А Обоянская была плотно сбитой, на бледном лице недобро глядели светлые глаза.
– Какой взгляд злой, – шепнула Энн, когда ребята отошли от дома ведьмы на приличное расстояние.
– Да уж, – согласилась Аня. – Эти колдуны, говорят, бывают чёрные и белые. Белые – это добрые, они лечат, а чёрные наоборот – болезни насылают и всякие несчастья.
– Да глупости всё это! Нет никакого колдовства. Есть нечестные люди, обладающие даром внушения и их глупые клиенты. Или не глупые, но отчаявшиеся, готовые за любую соломинку схватиться, – повторил Валька бабушкины слова.
– А моя прабабушка говорила, что фельдшер Надя – добрая волшебница, она руками лечит, – сказала Энн.
– Фельдшер Надя – прежде всего медик, – возразил Валька. – Говорят, очень знающий медик, училась отлично, большой опыт работы. И ещё она изучала народную медицину. Она травами лечит и массажем. В детстве я чуть не умер, когда магнитики проглотил. А Надя спасла меня от операции, она массажем эти магнитики из меня вывела.
– Она тебя крестила?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Прабабушка сказала, что ещё в детстве с неё мать клятву потребовала, что она целительствовать не будет. Это случилось, когда её прабабка померла и ей дар передала. А передала его она, когда Надю от смерти спасала. Ну, Надя и сказала маме своей: я что же, теперь и родным своим не помогу, как прабабушка мне помогла? Тогда мать ей разрешила сделать оговорку: кроме своих родных. Поклялась она матери перед иконой Надежды Римской. И с тех пор, если спасёт какого-то ребёнка не при помощи медицины, а волшебства, то крестит пациента, чтобы клятвы не нарушать.
– А если человек крещёный?
– Тогда она с ним кого-нибудь крестит. И получаются они кумовья. Так она тебя крестила?
– Нет, – засмеялся Валька. – У меня тётя Люся крёстная. А Надя нам родня, так что со мной она клятву не нарушила. Её мать, про которую ты рассказывала, урождённая Бобровская, как и моя прабабушка Валя. Так что Надя мне четвероюродная тётя. Это называется седьмая вода ни киселе, но всё-таки какие-то гены у нас общие.
– Тогда, значит, Надя может тебе свой дар передать? – оживилась Аня.
Валька захохотал:
– Ты что, не знаешь, что ведьмы долго живут? Надя дар получила от прабабки, та от своей бабки и так далее. Это сколько же мне прожить нужно, чтобы ведьмин дар принять? И что я с ним в семьдесят лет делать буду?
Энн тоже залилась смехом:
– Пенсионер Валентин Иванович Шпильман внезапно начал колдовать! Вызовите психиатрическую помощь!
– А жаль, – вздохнула шутливо Аня. – Хотелось бы иметь знакомого колдуна. Всегда можно у него по блату какую-нибудь пакость заказать.
– Закатай губки, барышня, – раскланялся перед ней Валька. – Я же тебе сказал, что наша родня с той стороны, которая против колдовства! Бобровская вышла замуж за внука колдуньи, а сама была против колдовства. Наша родня в пакостях не замешана!
В разговорах они прошли ровную часть улицы, и путь их шёл под уклон. Последний дом на этом участке был ниже проезжей части и отстоял от дороги. Далее был мост, а затем улица поворачивала и уходила вверх.
– Это называется Кузнецкий лог, – пояснил Валька. – здесь весной талые воды в озеро стекают. Следующая часть улицы в народе именуется Заовражной.
На Заовражной дома стояли только с одной стороны. С дороги открывался вид на озеро и город за ним. Асфальт кончился, далее шла просёлочная дорога, которая петлёй опоясывала последний дом и уходила влево, к домам Кирпичного переулка. Ребята прошли вдоль забора Надиного дома, завернули за угол и ахнули.
Вечером Валька писал: «Всё точно так, как Денис говорил! Татарник только по краю поляны растёт. А на поляне только травы и цветы. Травка такая нежная, как будто ещё весна. Энн сказала, что здесь как в уютном доме, стыдно в уличной обуви ходить. И разулась. И я разулся. Какой же злобный гад хочет такую красоту разрушить? Правду бабушка сказала: злобный дурак направляет свою злость на все хрупкое: красоту, интеллигентность, веру, нежность. Увидел красоту – и давай ее рушить. Неужели ему удастся её погубить, и от красоты останется только название – Надеина поляна?»