А рядом поляна с травою целебной,
И воздух наполнен серебряным звоном
От птиц, что порхают над лесом зелёным.
Но землю родную пришельцам продали,
А мы, сберегая покой, промолчали.
И лес на дрова чужаки порубали,
И птиц постреляли, чтобы спать не мешали,
В источнике моют свои ламборгини,
А вместо поляны их дачи отныне.
За то, что отцы без волнения жили,
Их дети таким этот мир заслужили:
И землю, заросшую сорной травою,
И крик воронья над больной головою,
Где лес был – теперь только мусора кучи
И ветер зловонный над речкой вонючей.
Замолчав, Аня ещё некоторое время сидела спиной к зрителям. Потом резко развернулась.
– Аня, я в шоке, – воскликнула Энн. – У меня из знакомых никто сочинять не умеет! Только одна девочка у нас в классе как-то сочинение в стихах написала. Там были слова: «Зеркальная вода плещется о берега». Я сказала, что, если вода зеркальная, значит, неподвижная, и плескаться не может. Так она заплакала! И сказала, что я ей завидую! А я правда не завидовала! А тебе завидую, потому что у тебя талант.
– Точно! Я, признаться, волновался, что ты какую-нибудь ерунду сочинила. А это мировая песня! Давай её на диск запишем, у тебя же аппаратура есть! И мы с Энн себе перепишем. А ты автограф поставишь. И много лет спустя я выставлю диск на аукцион: тринадцатая песня знаменитой Анны Шеметовой с личным автографом! Начальная ставка – один миллион! Кто больше?
– Какой ты, – Аня замялась, подбирая слово. – Корыстный!
И шлёпнула Вальку своим блокнотом по макушке. Он почесал ушибленное место и подразнил Аню:
– Месяц голову мыть не буду! По ней стукнул знаменитый блокнот талантливой Анны Шеметовой! За деньги буду разрешать эту шишку пощупать!
– Правда, Валька у нас корыстный, – засмеялась Энн. – За диск деньги, за шишку деньги.
– Не мной сказано: «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать».
Вернувшись домой, Валька застал у бабушки Дениса, который рассказывал о митинге, о том, что телевизионщики гонялись по администрации за чиновниками, но никто с ними поговорить не пожелал. Только начальнику комитета по экологии деваться было некуда, так он опять толковал про источник, который хрущ расчистит, и что все необходимые инженерно-геологические разыскания на Надеиной поляне проведены.
– Вправду, что ли? – недоверчиво спросила бабушка.
– Конечно, врёт, – пожал плечами Денис. – Если бы вправду, кузнецкие бы эту комиссию видели. А вот акт экспертизы написали наверняка.
– Хоть покажут это безобразие по телевизору?
– Обещали. Сейчас Елену Игнатьевну записывают. Она историю поляны рассказывает.
Бабушка промолчала. Вальку очень волновало, какая кошка пробежала между такими давними подругами, но помня, что Иван Иванович просил не задавать вопросов, сдерживался. Чтобы загладить неловкую паузу, вмешался:
– А вы знаете, о нашем митинге уже песня написана. Хотите послушать?
И не дожидаясь согласия, поставил диск.
– Это Анечка? Какая талантливая девочка, – удивилась бабушка. – Как я рада, что вы подружились!
– Валь, дай переписать, – взмолился Денис, – Я её телевизионщикам дам! Это так кстати в передачу вставится!
Вальке диск стало жалко:
– А ты позвони им, нужно ли. А я тем временем у автора спрошу, даёт ли она согласие на использование её песни.
Аня буркнула, что ей пофиг. Но Валька почувствовал, что она рада. А Денис сказал, что телевизионщики уже уехали, но предложили скинуть запись по мейлу. Так они и сделали.
Назавтра Валька с бабушкой поужинали раньше, чтобы посмотреть областную передачу «По поводу». В семь они устроились в зале перед телевизором. Денис тоже был здесь, пояснив: «Чтобы сразу обменяться».
После короткого вступительного слова пошла картинка: немногочисленные участники митинга, наиболее яркие фрагменты выступлений, интервью Дениса. Дальше показали метания телекамеры по коридорам районной администрации, от которой чиновники разбегались как тараканы от света. Потом показали Елену Игнатьевну. Она рассказывала историю исцеления Якова Черемисинова, показывала документы и картинки. Её рассказ сопровождался кадрами из архива телевидения: вид Надеиной поляны, усадьба Черемисиновых в Зосимках, развалины мельницы там же, панорама левого берега Мгаки с заросшими лопухами и крапивой фундаментами домов, где когда-то была деревня Яблоневка. Наверное, Елене Игнатьевне не с кем было оставить внука, поэтому интервью записывали в её доме. Иногда оператор переводил камеру на малыша, который сидел в манеже с кучей мягких игрушек и бросал их через сетку.
– А символично, – сказал Денис. – Бабушка хочет сохранить родную землю для внука.