Бабушка промолчала. Тем временем Елена Игнатьевна завершила свой рассказ, и ведущая стала задавать вопросы:
– Елена Игнатьевна, насколько достоверна эта история?
Ого! Оказывается, речь идёт о её предках! Елена Игнатьевна стала рассказывать, что предсказание Надеи исполнилось буквально: на Якове фамилия пресеклась. От брака с Августой фон Мантейфель у него была единственная дочь, тоже Августа. Жена его умерла от чахотки в двадцать лет. Яков Митрофанович больше не женился, растил дочь один. Выдал её замуж за Игнатия Тумбасова. Да-да, за пращура Елены Игнатьевны. Но Черемисиновым Елена Игнатьевна не потомок. От брака Игнатия с Августой родилась дочь Мария, которая дважды была в браке, но детей не оставила. А прапрадед Елены Игнатьевны Василий родился от второго брака Игнатия Тумбасова.
– Кто же наследовал Черемисинову?
– Да никто! Хозяином он оказался никудышным, только тщательно это скрывал. Когда умер, имение оказалось заложенным и перезаложенным, и всё имущество было выставлено на торги в пользу заимодавцев. Так что внучка его осталась бесприданницей[1].
В заключение показали ещё один фрагмент из интервью Дениса, где он отвечал на вопрос, почему не так много горожан вышло на митинг. Он снова кинул камушек в огород муниципальных служащих, которые не рискуют пойти против власти и об инертности людей, которые не задумываются, что оставят своим детям. А потом ведущая за кадром сказала, что даже дети понимают, как важно сохранить родную природу, и что утятинская школьница Аня Шеметова написала об этом песню. И зазвучала песня, сначала на фоне кадров с детьми: юный скейтбордист на площади, Валька с Энн, стоящие перед трибуной, Аня, сидящая на тумбе с гнёздами для флажков, Игнатик Тумбасов с плюшевым медведем, юная мамаша с коляской; потом по экрану пошли титры.
– А что, очень неплохо получилось, – сказал Денис.
– Мне не понравилось, – возразил Валька. – Показали чьих детей? Мы как раз в акции участие принимали, бабушка Энн ходила подписи собирала, моя бабушка в газету написала, Аня песню сочинила, Игнашина бабушка по телевидению выступила. А получается по их фильму, что именно нам за молчание родителей испоганенная земля достанется.
– А разве не так, Валентин? Решает меньшинство, и это решение только большинство может изменить. А если большинство промолчит, то плохо будет всем: и тем, кто протестовал, и тем, кто отмолчался. А тем, кто протестовал, ещё и обидно. Это то, что называется коллективной ответственностью.
Вечером Валька очень подробно описал в дневнике всё произошедшее за день. Ещё честно признался, что ужасно позавидовал Ане, что она умеет песни сочинять. Бабушка, правда, сказала, что это не поэзия, а рифмованная публицистика. Но рифмовать тоже надо уметь. Он как-то пытался стихотворение написать, но у него ничего не получилось. И ещё о Денисе Валька написал: «Он мне казался знающим, но не очень умным. То обидит бабушку, хотя не хотел этого, то выступит неудачно, как, например, сегодня на митинге. Но вот про коллективную ответственность он меня правильно припечатал. Земля у нас общая».
[1] Подробнее см. «Утятинский летописец»
Кровь пролилась.
Через пару дней стало известно, что на Надеину поляну завезли стройматериалы. Когда ребята добрались до неё, там уже толпился народ. Действительно, на краю поляны за домом фельдшера Нади лежал штабель бетонных балок.
Вслед за ребятами подъехал экскаватор. Толпа глухо загудела. Экскаваторщик выпрыгнул из кабины, встал в сторонке и закурил. Он глядел в землю, будто бы не обращая внимания на наскакивающих на него женщин, но было понятно, что стыдился, оказавшись не на стороне земляков. Аня сказала, что это отец Матвея Огородникова из восьмого класса их школы. Подъехал на легковушке ещё один мужчина и живо вступил в разговор с женщинами, собравшимися вокруг экскаваторщика. В толпе прошёл слух, что это тот самый хрущ, что решил на поляне построиться. «Прикопать бы его этим экскаватором», – пробурчала Аня. Но потом кто-то сказал, что это прораб из строительной фирмы, которая подрядилась особняк строить. «Ясен пень, хрущи на таких вёдрах не ездят», – сказала Аня. Хотел Валька её поддразнить, что она быстро мнение меняет, но решил не связываться.
После долгих разговоров, криков и размахиваний руками прораб что-то стал втолковывать экскаваторщику. Тот по-прежнему стоял понурившись и только кивал. Потом бросил окурок, впрыгнул в кабину и стал разворачиваться. По грунтовке объехал Надин дом, но развернулся в противоположную от Кирпичного переулка сторону. «К источнику поехал», – пробежало по толпе. Народ потянулся по дороге, но часть людей полезли на тропинку, вьющуюся над крутым берегом озера. «Айда, здесь ближе», – скомандовала Аня. Но отправились они не сразу, поэтому оказались чуть ли не последними. Издали услышали рычание экскаватора, потом он смолк. Крик, потом тишина.