Вечером перед сном Валька записал: «Даже Сережка понял, что предки – это очень важно. Но лучше с ними разговаривать, пока они живы, чем портреты потом заказывать, правильно Иван Иванович сказал».
Надоели соседские войны
– Спешу тебя обрадовать, – сказала как-то вечером бабушка. – Василий Тихонович вышел из запоя.
– Это большая радость, согласен. Но почему я спешно должен радоваться?
– Ты хотел на островах порыбачить.
– А что, он повезет?
– Он, когда из запоя выходит, на природу рвется.
– Бабушка, с ночевкой можно?
– Если кто-то из взрослых с тобой поедет.
– Кто же с нами…
– С кем это «с нами»?
– Ну, я, Аня, Энн, Сережка…
– Их родители всех отпустят?
– Ну, Аня не больно-то спрашивать будет…
– Ты считаешь, это хорошо?
– Это, бабушка, нехорошо, но удобно. Ну, что ты так на меня глядишь? Мне самому не нравится, как она ведет себя с родителями. Но и ее понять можно.
– Интересно… может, и я пойму?
Увы, Валька с бабушкой друг друга не поняли. Не поругались, конечно, но надулись друг на друга. Внук понимал, что не дело детей осуждать родителей, но Ивана Ивановича осуждал. Ну, зачем он, такой старый, новую семью завел?
Когда бабушка позвала его ужинать, он ткнулся ей в плечо и сказал:
– Ладно, бабушка, не сердись. Согласен, свиньи мы неблагодарные.
– Ох, Валька, как бы я хотела, чтобы мама твоя вышла замуж. Совсем ты не свинья, и не стал бы ее счастье разрушать, а?
– Бабушка, сколько я себя помню, мне это Люсипа толкует. У нее любимое занятие – замуж выходить.
– Удачно хоть выходит?
Валька немножко подумал и удивленно сказал:
– Ты знаешь, удачно. Все были хорошие мужики. Первого я не помню, он давно умер. Мама говорила, цены бы ему не было, если бы не пил. А остальные были вполне.
– А если бы твоя мама привела их в качестве отчимов, ужился бы ты с ними?
– Конечно, сердился бы. Но потом ужился бы. Они все такие… невредные.
– А что же тетя Люся с ними расставалась?
– Второй Андрей уехал в Сочи на заработки, он строитель. Как Люсипа говорит, отвыкли они друг от друга. На самом деле, у Люсипы появился третий, дядя Дима. У Андрея тоже жена. Дядя Дима потом в прежнюю семью вернулся, когда его жена заболела. Он к Люсипе до сих пор в гости ходит, иногда с четвертым Андреем пиво пьют. А второй Андрей с женой у них Новый год встречал. Люсипа любит пошуметь, но она добрая, поэтому ее все любят.
– Ну, прям знойная Бразилия. Донья Флора и все ее мужья. Валь, если бы у мамы была такая бурная личная жизнь, ты бы переживал?
Валька вздохнул:
– Когда мы с тобой заговорили об этом, я сам подумал: лучше бы мама жила так весело, как Люсипа, чем вечные переводы, экскурсии, репетиторство…
– Вот и Аниной маме нужно бы замуж выйти.
– Это ж Анька растеряется, кого больше ненавидеть!
– А ты поговори с ней на эту тему.
Назавтра, вернувшись с рыбалки, Валька засел во дворе. За обедом бабушка спросила, чем он предполагает заняться, и услышала в ответ, что ничем особенным. Она поняла, что ребята поссорились, но деликатно обошла эту тему, только попросила внука подождать прихода дяди Юры с Никиткой и покараулить малыша, пока она сходит в гости к бабушке Паше: «Я хоть немного от этого шума отдышусь!» А шум который день стоял в их дворе адский. Приехали новые соседи, те, что за кирпичной стеной, и отдыхали не по-детски: часов с одиннадцати, как проснутся, врубали музыку на полную катушку, и до одиннадцати, как минимум, ее потом не вырубали. После одиннадцати вечера кто-нибудь из соседей вызывал полицию, и они немного звук приглушали. И такая дребедень каждый день.
Бабушка, не отличавшаяся скандальностью, как-то спросила соседа, молодого, но уже изрядно облысевшего пузатого мужика, для чего он это делает, не может же нормальный человек тащиться от такого шума, на что он ей ответил матом: «Не нравится – продавай дом и …». Присутствовавшая при разговоре Катя в отличие от бабушки таким лексиконом пользовалась свободно, как-никак на рынке торговала. Поэтому она так витиевато охарактеризовала бабушкиного собеседника, что дорожные рабочие, прервавшие дела, чтобы понаблюдать за соседским разговором, заржали: «Катя, спиши слова!» Соседская война началась. Некоторые из Катиных слов оказались написанными крупными буквами на кирпичном заборе, причем какой-то особо стойкой краской. Наутро, когда охранники пытались отскоблить забор, проходящая мимо бабушка Лиды Таисия Андреевна назидательно сказала младшему внуку Васе: «Вот, внучок, пойдешь в школу, старайся ума набраться. В этом доме двоечник живет. Мало того, что извращенец, так еще об этом объявление вывешивает. Совсем на голову слабый» В этот день на Чирка вообще почему-то ходило много народа. Тему продолжили, причем в выборе слов не затруднялись. Таисия Андреевна поспешно увела внука, зато остальные прохожие, наоборот, подтянулись поближе и начали горячо обсуждать, удастся ли отчистить краску, или придется обтесать кирпичи. Часа через полтора появился участковый Владимир Иванович и попросил граждан разойтись. Граждане отступили к соседним домам и к берегу, но не разошлись. Хозяину забора участковый сказал: «Согласен, нехорошо, но это везде так… дети шалят». Обозленный пузан обвинил соседей. Владимир Иванович постучал в окно Шпильманам и сказал вышедшей Елене Карловне: «Вот, соседи на вас жалуются… на заборе вы матом пишете». Публика, к этому времени подтянувшаяся поближе, заржала: «Иваныч, у Елены Карловны алиби. Она женщина грамотная, в газете работала, а тут мат с ошибкой!» Участковый не сдержался и хихикнул. «Это внук ее!», – сказал новый сосед. «У Вальки тоже алиби, – сказал оказавшийся рядом Сережка Кузнецов. – Пятерка по русскому у него. И вообще он матом не ругается, потому что из интеллигентной семьи». Сосед стал тыкать пальцем в следующий дом. «Ошибаетесь. Грубая это работа. Я Катю с рождения знаю, она девочка изобретательная. Если она за вас возьмется, вам останется только дешево продать домишко и слинять покуда живы», – покачал головой участковый.