– Кто же все это придумал?
– Трудно сказать. Только на вас подумать можно… ну домов пять-шесть от хруща. Еще старый двухэтажный дом со стороны парка, они дворами соприкасаются. Только ведь это было что-то типа дрожжей, отец сказал. Они в детстве в нужник их бросали. А никто из соседей во двор не заходил, это точно.
Вечером вновь гремела музыка, и привычно приезжала патрульная машина. Сосед только скалился, патрульные забрать его как дядя Саша Огородников не осмелились. А следующим вечером у соседа погас свет. Больше ни у кого, только у него. Оказалось, поврежден кабель. Обесточено было еще три участка с недостроенными домами. Искать повреждение пришлось довольно долго, потому что все владельцы участков, не построив домов, уже огородились и закрылись от посторонних взглядов высокими воротами. Оказалось, что на крайнем участке работал экскаватор, причем экскаваторщик узбек Юра спал мертвецким пьяным сном под чудом сохранившейся от прежних хозяев яблоней и спросонок забыл русский язык. Что-то он говорил похожее на «гулганбезофтагилга», но было ли это одно слово или длинная фраза – бог весть. Одно было понятно: в таком состоянии Юра на экскаваторе работать не мог. А тот, кто перекопал весь двор, должен был потом уйти или через трехметровую кирпичную ограду, усеянную сверху битым стеклом, или через ворота, которые были видны не только с улицы Чирка, но и с улицы Горького.
К восстановительным работам энергетики обещали приступить завтра прямо с утра. Заикнувшемуся о хорошей оплате пузану один из электриков плюнул под ноги и высказал свою голубую мечту, чтобы он, пузан, век сидел без света, воды и канализации, и тому, кто бы это осуществил, он заплатил бы вдвое больше, чем предложил пузан за восстановление линии. Оказалось, электрик жил в двухэтажном доме со стороны парка.
С утра явилась комиссия, чтобы наметить фронт работ и оценить стоимость. А потом стали выяснять, кто виновник аварии и будет оплачивать эту работу. В полиции сказали, что к утру узбек Юра вспомнил русский язык, но напрочь забыл, с кем пил. Обещал вспомнить после опохмела. Держать его у себя им не было резона, да и жаль было русским мужикам узбека Юру, с непривычки страдающего сушняком и головной болью.
После обеда по настойчивому требованию пузана Юру разыскали. На этот раз он спал у «Бухлабаза» под дикой грушей. Доставивший его в отделение старший лейтенант Беляков доложил начальнику, что на этот раз Юра забыл даже узбекский язык, но, кажется, немного может пользоваться языком глухонемых, очень выразительно показывая, чтобы ему налили. Под давлением пузана начальник приказал выяснить, кто Юру напоил сегодня. «Это какой же список будет!», – схватился за голову обычно почтительный к начальству Беляков и добавил, что первым в список придется внести его самого: отпуская Юру из узилища, Беляков купил ему банку пива. А потом, насколько он знает, в «Бухлабазе» узбека угощали все, и не только жители улицы Чирка: «Вы же знаете, как у нас не любят хрущей, а этого г…еда особенно». Учитывая, что это было сказано в присутствии пузана, прозвучало всё необычно смело. Пузан психанул и стал угрожать, а Беляков подытожил: «Вот, а каково нашим это слушать каждый раз, выезжая по вызову от его соседей. Как он о вас говорит, вы можете у Тимура Ахатовича узнать, он наслушался этих речей, когда на дерьмотечку выезжал». Начальник засопел и Белякова отпустил. Что было сказано после ухода Белякова, никто не знает, но секретарша по большому секрету поделилась с бухгалтерией, что шеф велел пузана к нему больше не пускать. Беляков ходил именинником.
Все это Катя рассказывала Елене Карловне сегодня утром. Понятно, кто об этих полицейских дрязгах рассказал: ее одноклассник дядя Саша. А сосед все еще сидел без света, только два генератора прикупил. Но на громкую музыку мощности не хватало. Так что все отдыхали.
Валька взял удочки и решил поудить с берега. Разговоры о соседе до такой степени надоели, что не хотелось ни с кем общаться. Он спустился к реке и побрел по берегу, иногда закидывая удочку. Несмотря на поздний час, клевало. За час он прошел по берегу до пляжа и стал подниматься по Банной к площади. Счастливо миновав дом Петровых (ни брать Никитку с ночевкой, ни ругаться с тетей Мариной не хотелось), он вышел к площади. Обойдя стороной выдвинувшуюся на тротуар торговлю, он уже хотел повернуть к скверу, но в это время его догнал дядя Юра с Никиткой на руках.
– Уф, по всей Банной за тобой несся! – сказал он. – Возьми Никиту до вечера, я из Уремовска вернусь, и сразу к вам. Всё, я на автостанцию!
И убежал. Никитка глядел на Вальку и сиял.
– Ух, Петровы! – вздохнул Валька. – Пошли, горе мое, к бабушке!