Игнаша выглядывал из-под руки Никиты. Чувствуется, что ситуация его озадачила.
– Пока внук не пищит, я в больницу позвоню, – сказала Елена Игнатьевна и стала набирать номер на старинном телефоне с дисковым номеронабирателем.
Понятно, с ней разговаривали не так, как с Валькой. Она всех там знала, и ее знали все.
– Бабушку прооперировали, – она положила трубку. – Не волнуйся, нас будут держать в курсе. А завтра мы к ней сходим. Сейчас я вас уложу.
Елена Игнатьевна постелила им на диване в проходной комнате и пошла за Никитой.
– Господи, первый раз такое! Игнаша уснул без укачивания раньше часа!
Игнаша сопел под рукой Никитки.
– Это он от удивления заснул, – сказал Валька.
Закон парности случаев
– Представляешь, что будет, когда мы выйдем за ворота? – вздохнула Елена Игнатьевна, глядя на Никитку, топающего по дорожке в своих сапогах. – Ясный день, жарища, и ребенок в этом кошмаре…
– Скажут, мы над ним издеваемся.
– А что случилось?
У забора стояла бабка Сережки Кузнецова Потылиха, которую даже родной внук считал ненормальной.
– Вот, вечером Никита в сапогах пришел. А теперь не знаю, в чем его домой вести.
– А Лена где?
– Заболела.
– Подожди, сейчас приду.
Потылиха вернулась быстро. В руках она несла сине-зеленые кроссовки с желтыми шнурками:
– Вот, Сереженька в садик в них ходил.
Кроссовки были Никите ну очень велики. Но он без звука сел на крыльцо и позволил незнакомой бабушке себя переобуть. И еще некоторое время сидел, разглядывая свои ноги:
– Касивые!
Он и по дороге в больницу всё любовался своей яркой обувью.
Елена Игнатьевна ушла надолго. Сначала Валька с Никиткой коляску катали вдвоем, потом он носил Никиту на закорках и при этом катал коляску, потом Игнаша стал плакать, и Валька взял его на руки, а Никитку, чтобы не завидовал, посадил на коляску. Потом, когда Игнаша стал рваться к коляске, он усадил его к Никитке на колени, потому что брат сидячее место уступить не пожелал. Потом Игнаша Никитку случайно оцарапал, и они оба заплакали: один от обиды, другой от испуга. К счастью, вышла тетя Тоня со «скорой», та, что укол Энн делала, и взяла Игнашу на руки. Потом тетя Тоня уехала на вызов, усадив Игнашу в коляску, а Никита снова сел к Вальке на шею. Наконец появилась Елена Игнатьевна, сняла белую накидку, протянула ему и сказала:
– Зайди к бабушке ненадолго, там палата без номера напротив поста.
Валька подумал, что ей с уставшими малышами будет тяжело, и предложил:
– Вы двигайтесь к дому, а то Никита вас достанет. Я на Пушкинской догоню!
Когда он увидел бабушку, то большим усилием подавил слезы. Бабушка выглядела на себя непохожей. Абсолютно белым было лицо, белыми почему-то стали волосы надо лбом, а ведь были темные с проседью.
– Бабушка, может, тебе кровь нужна? – спросил он дурацким веселым голосом.
– Валь, – она взяла его руку в свои, тоже какие-то ненатурально белые и холодные. – Ты не бойся. Я выкарабкаюсь. Я нужна вам и не должна умереть. Лена… баба Лена вам поможет.
– Вот ведь проныра! – больно схватил его сзади за плечо знакомый хирург. – Я же тебе сказал, чтобы взрослые пришли!
– Были взрослые, доктор. А внук только на минутку…
– Это подруга ваша? Да, заходила. Валентин, брысь отсюда!
Зайдя в дом, Елена Игнатьевна первым делом ухватилась за телефонный справочник. Пока Валька усаживал Игнашу на ковер, выкладывал перед ним Никиткины игрушки и ругал хозяина этих игрушек за жадность, она до кого-то дозвонилась. Валька прислушался. К собеседнице она обращалась «Виола», значит, разговаривает с дяди Сашиной женой.
– Что, наговорилась, как меду напилась? – бабушкиными словами спросил он. – Наверное, дядю Сашу ругала на все корки?
– Да нет, – ответила Елена Игнатьевна задумчиво, набирая еще чей-то номер. – Она мне даже понравилась.
– Значит, тетю Марину ругала… может, даже матом.
Хихикнула, значит, Валька прав.
– Бабушке тоже нравится, как тетя Виола ругается. Говорит, никогда не встречала такого виртуозного владения ненормативной лексикой. Даже Катя ей уступит.
– Она обещала дядю Сашу разыскать и отправить сюда немедленно.
– Ну, больше нам звонить некуда. Нет! Как же я про тетю Люсю забыл!
Когда Валька услышал Люсипин голос, он позорно заревел. Причитая, свалил всё в кучу: и бабушкину болезнь, и мамино молчание, и вероломство Петровых, постоянно спихивающих Никиту на больную мать… Только когда Никита в голос заплакал, обхватив Валькины ноги, он опомнился и, сев на пол и обняв брата, стал отыгрывать назад: мы ничего, мы продержимся, ты только маму найди!
– Она приедет, – сказал Валька Елене Игнатьевне, положив трубку.