Такая мысль даже не приходила ей в голову.
Он понесет ее на руках? От неожиданности и сладкого, ноющего чувства, которое вдруг бабочкой вспорхнуло внутри, Гермия смутилась. Она так редко краснела, что сейчас, когда пунцовый румянец залил светлое, выбеленное постоянным сидением в офисе лицо, поняла, что выдала себя с головой. Все ее мысли и чувства лежали перед ним как на ладони. Так, по крайней мере, думала Гермия. И чувство собственной незащищенности болезненно ударило по самолюбию.
— Ну вот еще, — фыркнула она, как будто Констанс только что сделал ей непристойное предложение, — глупость какая-то… Я взрослый человек, а не ребенок. И в состоянии передвигаться сама.
— Как хочешь. — Констанс с деланным равнодушием пожал плечами.
Однако Гермия заметила, что ее презрительный отказ был ему неприятен. И почему она всегда говорит ему совершенно не то, что думает? Ей ведь хотелось побыть у него на руках. Как ребенку, как… Как той женщине, которой она была всего год назад. Влюбленной, страстной, доверчивой… Такая ли она сейчас? Вряд ли… Как говорит Констанс, «зануда»… Да, и еще «Горгона»… Наверное, так и есть. Но тогда она поступила правильно — такие женщины никогда не забираются на руки к чужим мужчинам. А Констанс давно уже не ее мужчина. Вопрос только, чей? Впрочем, ей не должно быть до этого никакого дела. Тем более сейчас, когда ее жених находится бог знает где. Да еще и не известно, жив он или нет. Так что нечего и думать о том, с кем сейчас Конни. Тьфу ты, Констанс. Констанс Флэтч…
Гермия грустно улыбнулась собственным мыслям. Скорее бы все это кончилось. И жизнь стала бы такой же, как раньше: простой, понятной, «правильно-линейной», как иногда называл ее жизнь Констанс. И скучной… Хотя, разве та скучная жизнь была такой уж плохой? Чего хорошего в том, что происходит сейчас? Незнакомый остров, разбитый самолет, саднящая боль в ступнях. И неизвестность. Пугающая неизвестность, выглядывающая из-за каждого редкого пучка кустов… Ничего от того привычного мира, в котором она так, казалось бы, надежно прятала себя в Мэйвиле.
Констанс молчал, и его молчание начало тяготить Гермию. Ей хотелось спросить его о какой-нибудь мелочи, каком-нибудь пустяке… Только бы он ответил. Только бы не слышать этой абсолютной тишины, от которой она успела отвыкнуть в большом городе, гудящем как улей, от машин, телефонных звонков и болтовни… Но Констанс молчал, и Гермии оставалось только смотреть на его серьезный профиль и гадать о том, что заботит этого внезапно посерьезневшего мужчину…
5
Радости Гермии не было предела, когда наконец-то после многочасовых скитаний они вышли к маленькой рыбацкой деревушке на побережье океана. Неужели настал конец их скитаниям? Может быть, теперь, отдохнув и набравшись сил, они отправятся на поиски Пойта…
Рыбацкая деревня представляла собой десяток деревянных домов, крытых пальмовыми ветками и окруженных низкими заборчиками.
В любой другой ситуации Гермия с отвращением и жалостью взглянула бы на эти убогие жилища, но сейчас она испытывала только радость. Безмерную радость оттого, что скоро она увидит людей и, возможно, отдохнет и поест.
И Гермия не была разочарована. Очень скоро они с Констансом увидели идущего им навстречу местного жителя. Он подошел к ним, и Гермия почувствовала исходящий от него запах океана. Мужчина был невысоким и таким худым, что Гермия невольно задалась вопросом: не океан ли высосал из него жизненные силы? На его лице, сухом, выдубленным морским ветром и солеными брызгами, застыл вопрос. Мужчина смотрел на Гермию и Констанса с удивлением и недоверием, но спросить их о том, что они здесь делают, почему-то не решался. Возможно, он не был уверен, что они говорят на его языке. А может быть, его смущал их внешний вид — вид людей, у которых серьезные неприятности.
Констанс сказал мужчине несколько фраз на незнакомом Гермии языке. Очевидно, это был индонезийский или «бахаза», как его еще называют. Гермия и не догадывалась, что Констанс знает этот язык. Хотя работа гида, наверное, предполагает какие-то элементарные знания языка той страны, в которую он отправляется. Однако это объяснение не помешало Гермии восхититься Констансом. Его поведение достойно уважения. Тогда, в самолете, он проявил завидную выдержку, да и на острове не растерялся, не впал в отчаяние. Так что, может быть, напрасно Гермия была так холодна с ним всю дорогу?
К великой радости Констанса, оказалось, что мужчина понимает английский и даже немного говорит на нем. Познания же Констанса в бахаза были не слишком глубокими. Но, по крайней мере, их оказалось достаточно для того, чтобы вкратце обрисовать собеседнику ту ситуацию, в которой они оказались.
— Знакомься, Гермия, — повернулся он к девушке, восхищенной его познаниями в бахаза. — Это Джамбата. — Джамбата растянул свои сморщенные губы в улыбке и согласно закивал головой. — Он, как ты, наверное, догадалась, из этой рыбацкой деревни. Я объяснил Джамбате, что у нас неприятности, и он готов приютить нас до завтрашнего дня. Кстати, нам очень повезло — Джамбата немного говорит по-английски.
— Немношка, немношка, — закивал головой Джамбата.
Гермия улыбнулась. Индонезиец с его забавным акцентом напоминал ребенка, который учится говорить.
— Очень приятно, Джамбата, — кивнула она мужчине. — Мы попали в серьезную переделку… Кстати, вы не видели здесь мужчину… м-м-м… белые волосы… — Для наглядности она коснулась рукой волос. — Голубые глаза… Одет, как Констанс. — Гермия бесцеремонно ткнула пальцем в жилетку Констанса. — Ну… почти, как Констанс. Как туристы. Белая футболка… — Она потрясла перед внимательно слушающим индонезийцем краем своей когда-то белой блузки. — Не видели?
Джамбата отрицательно покачал головой.
— Не видеть, не видеть… Турист завтра…
— Что значит — завтра? — удивилась Гермия.
— Он имеет в виду, что завтра на Комодо прибудет шхуна с туристами, — объяснил ей Констанс.
— Так значит, это все-таки Комодо, — поежилась Гермия, вспомнив рассказ Констанса о злобных «драконах».
— Комодо, Комодо! — радостно закивал Джамбата, услышав название родного острова.
— Мне нужно найти этого мужчину, — жестикулируя, как будто ей это помогало изъясняться, продолжала Гермия. — Это мой жених.
Он был в том самолете… В общем, мне нужен гид.
— Гид? — Джамбата понимающе кивнул. — Гид можна. Пройти Комодо — найти мужчина. Джамбата может. Завтра.
— Завтра? — разочарованно переспросила Гермия.
Впрочем, сегодня она сама была бы не в силах вновь слоняться по острову. Гермия кивнула индонезийцу в знак согласия и поймала на себе вопросительный взгляд Констанса.
— Что?
— Местные жители не оказывают такие услуги бесплатно. За все нужно платить. А у нас нет денег, — ответил Констанс.
— Но у меня есть банковская карта, — невозмутимо парировала Гермия.
— Приди в себя, Герми. Ты на острове Комодо. Здесь есть несколько деревушек, но их жители знать не знают о том, что такое банки и карточки. Обналичить свои деньги ты сможешь только на Бали. Завтра вечером придет судно. На нем мы доберемся до Сумбавы, а оттуда — до Бали. Боюсь, это единственный выход…
Гермию охватило отчаяние. Сумбава, Бали, Комодо… Она никогда не найдет Пойта! Ее жених погибнет из-за человеческой меркантильности в зубах у какого-нибудь комодского варана! Неожиданно она вспомнила о золотой цепочке с кулоном и колечке, которое на помолвку подарил ей Поит. С кольцом, конечно, расставаться еще рано. До него, может быть, дело не дойдет. А вот цепочка… Это неплохой выход. И даже очень неплохой.
Удивлению Констанса не было границ, когда копна соломенно-золотых волос облаком взметнулась вверх, опустилась вниз, и в руках у Гермии оказалась красивая золотая цепочка с подвеской в виде кроваво-рубиновой капли.
Гермия с надеждой посмотрела на Джамбату. Интересно, золото для индонезийцев имеет такое же значение, как и для европейцев? Она протянула мужчине цепочку.
— Я отдам золотую цепочку гиду, который поможет мне найти жениха. Этого хватит?
— Золото? — недоверчиво поинтересовался Джамбата и тут же проверил на зуб ювелирное изделие.