- Я хочу, чтобы всё это закончилось, - наконец вымолвила Лина.
- Я ждал чего-то подобного, - в его голосе звучала боль, настоящая, непритворная.
- Мне жаль, Саш. Правда, жаль.
- Это всё, что ты можешь сказать?
- Я устала. Устала обманывать тебя, себя. Устала, понимаешь? Ты этого просто не заслуживаешь, - тихо сказала она, посмотрев на него.
Он злится, он опустошён, потерян, опять злость, сверкающая в его глазах. Эмоции, сменяющиеся калейдоскопом. Он подходит к ней близко, тяжёлое дыхание, тёмные от боли глаза. Она вздрагивает, словно пронзённая болью, чувствуя свою вину перед ним, которую ничем невозможно искупить.
- Я думал, что у нас с тобой впереди целая жизнь, - его тихий голос, убитый, ножом по сердцу, - а оказалось, что времени в обрез. А я не успел сделать тысячи вещей. И, в конце концов, я не успел влюбить тебя в себя.
Она стоит, замерев, нежно касается его лица кончиками пальцев.
- Посмотри на меня. Посмотри. Ты лучшее, что было у меня в жизни. Но я не могу держать тебя рядом, не отпускать, лишь потому, что мне это удобно, мне так хочется. Я безумная эгоистка, да? – Горькая улыбка. – Прости.
Он секунду смотрел на неё, а потом обнял, крепко прижав к себе.
- Я уйду, если ты этого хочешь.
- Так будет лучше.
Он поцеловал её мимолётно, нежно в губы и ушёл, словно его никогда и не существовало. Он ушёл и это, наверное, было правильно. А она осталась совсем одна, чтобы продолжать тонуть в луже жалости к себе, в бездне бездарности и никчёмности своей жизни, но теперь она никого не тянула за собой, хоть какое-то облегчение. Она потеряла опору, словно земля медленно ускользнула из-под её ног. Она падала, шумно, громко. Она падала, зная, что падение будет жёстким и ещё более больным, чем сам полет в никуда. Она потерялась, словно перестала различать, где какая сторона света. Терять что-то безвозвратно - это больно. Но она потеряла всё в одно мгновение, не успев подготовиться. Сама прогнала пинками из своей жизни, сама отпустила, не пытаясь удержать. Её любили, а она лишь притворялась, выдумывала, додумывала. Она разрушила любовь Саши, его мечты. Она потеряла бабушку, не успев даже попрощаться.
В одну секунду просто перестать существовать. Не чувствовать того, что она чувствовала. Не чувствовать ничего. Это, кажется, называется забвением?
Глава 16
Порой очень тяжело понять человека лишь потому, что он мыслит не так, как ты, поступает не так, как поступил бы ты. Лина Афинская.
Ближе. Ближе. Ещё на сантиметр. Его улыбка, его взгляд. Его смех, его любовь. Лишь иллюзия мечтания, лишь мираж желания. Ближе. Ближе. Ещё на миллиметр. Слишком плохо без него, слишком больно одной. Тише. Тише. Будто в успокоение звучит его голос. Он ближе, ещё. Почти ощущает тепло его тела, почти чувствует его прикосновение. Ближе. Она громко вздыхает, так, что её дыхание отзывается в душе. Он совсем рядом. Она протягивает руку, смотря в его глаза. Он улыбается только ей одной, только для неё. И словно громкий, ядерный взрыв. Он есть, его нет. Она кричит, безумно, лихорадочно оглядывается. Ищет, зовёт. Голос срывается. Она не чувствует своего тела, не может встать, чтобы догнать его, не может заплакать, потому что внутри горит слишком сильный огонь, который всё рвётся ввысь, словно играя в смертельную гонку. Его нет. Нет. Нет. Он ушёл. Исчез. Испарился.
Лина резко открывает глаза, тяжело дыша, в жарком поту. Дышит громко, прерывисто, стараясь восстановить потерянное равновесие. Он ей приснился. Не впервые. Но впервые сон про него был таким реальным, таким настоящим, таким близким к действительности. Она чувствовала там, во сне, как с его приближением всё больше излечивается её кровоточащее, разорванное сердце. Она чувствовала, как боль сменяется успокоением, страх ощущением защищённости, одиночество, заполняясь, вымещается его любовью.
Она не любила врать себе. Его нежность, его забота, незабываемо. Но она не особенно радовалась перемене в нём, зная, что всё равно, несмотря на изменения в их отношениях, то, что она ожидает и желает получить от него не будет исполнено. Лишь какой-то сплошной замкнутый круг, из которого нет выхода. Она не относилась спокойно к дару, который сделала её судьба. Она психовала, безумно. Злилась, отчаивалась, вновь хотела бороться, чего-то добиваться и просто падала, убитая, сожжённая до пепла. Ей хотелось что-то сделать, как-то повлиять на обстоятельства, изменить, оспорить. И самым тяжёлым, наверное, было слышать собственные мысли. Которые упрекали, заставляли ненавидеть саму себя. Самым тяжелым было вставать каждое утро и проживать ещё один день. Она не заплакала ни разу, хотела. Но для неё слёзы были чужды, она плакала порой лишь в силу испытанных эмоций под давлением жизни, но после или до, как бы тяжело не было, она не плакала. Она научилась выживать, научилась возвращаться к жизни, лишь просто требуя время на восстановление. Этот момент не был исключением, она взяла таймаут и сидя в сторонке, собирала по кусочкам разбитое и растерянное. Смерть… смерть бабушки единственное, отчего она никак не могла оправиться.
Она звонила Саше, он не брал трубку, ожидаемо. Он разочаровался, разозлился, испытывал боль от расставания и разрушенных надежд и ожиданий. Грусть сожаления разрастается в сердце. Она скучала по нему, искренне и без притворства. Не хватало его тепла и надежности рядом, не хватало его улыбки и любви. Она скучала, хотела вернуть всё назад, изменить, переписать сценарий уже прожитой сцены. Но был ли в этом смысл? Тогда… она бы объяснила ему всё, он бы понял, простил, она в этом была уверена. А что дальше? Круговорот уже знакомых эмоций, круговорот нерешительности и сомнений. Она не смогла бы никогда полюбить его так, как он этого заслуживал. Отпустить Сашу было самым верным и правильным шагом. Пускай, тяжело без него, пускай, пусто и страшно. Он тоже жил в иллюзиях, он верил в то, чего не было на самом деле. Она никогда не говорила о том, что любит его, не обещала совместного будущего. Он ведь знал где-то на подсознательной уровне, что она не отдаёт себя ему без остатка, но закрывал глаза, не замечал. Он бы никогда сам, первый не оставил её, не ушёл, устав и просто хлопнув дверью, он был бы с ней до конца, чтобы не происходило, даже если бы уверился, что она его не любит. В этой пьесе будущее их отношений зависело лишь от Лины.
Андрей… Её мания, её дурман, её наркотик. Она испугалась той нежности и заботы, что он ей подарил. Не верила, что между ними может быть что-то большее, чем, дай Бог, нейтральные отношения. И когда так близко замаячила возможность изменить то, с чем она уже давно смирилась, она испугалась. Не доверяла, сомневалась во всём, что было. Может, она всё себе придумала? Андрей всегда был надежным человек, стеной, за которой можно спрятаться. Тот человек, о котором с полной уверенностью можно сказать, что он не бросит тебя в трудную минуту. Она придумала тысячи причин, почему он был с ней рядом, почему не ушёл, не оставил. Тысячи объяснений его поступку и ни одного, где числилось бы, что он просто захотел помочь без задней мысли и глупых поводов. Внутри образовывалось отчаяние на грани истерики. Это был переломный момент в её жизни. Так, кажется, это называют. Когда удары сыпятся слева, справа, сверху, снизу.
Всё это время Лина жила у отца. Пожалуй, в этот период её жизни он стал её спасательным кругом. Какая ирония! Кто бы мог подумать, что когда-то она будет нуждаться именно в том человеке, который вероятно сделал всё её детство сплошным адом. Они разговаривали с ним о той жизни, далёкой, размытой, практически забытой и спрятанной глубоко в потёмках.
- Я любил твою мать, - он говорил это с горькой усмешкой. – А если мужчины любит, весь мир для него – это она одна. – У неё аж дрожь пробежала от этих слов. – И когда она начала падать в пропасть, я не смог ей ни помочь, ни отказаться от неё.