- Я смогу решить твою проблему, - наконец, выносит он вердикт. Она вздыхает спокойней, осознавая, в каком ожидании и нетерпении ждала его ответа. Потом неуверенно смотрит на него.
- Ты же делаешь это не просто так, не по доброте душевной.
Он усмехается.
- Рассчитаемся.
Ей не нравится такой поворот событий. Хотя, впрочем, чего она ожидала. Но оказаться в должницах у такого влиятельного человека. Пугает, честно говоря.
Вечером у Андрея дома. Знакомые, любимые объятия его рук, горячие, ласковые поцелуи его губ. Он глубоко, со свистом втянул воздух, чувствуя её тело, прижатое к своему. Сжимает до боли, но мужские крепкие объятия редко причиняют настоящую физическую боль, скорее дарят ощущение какой-то нужности, слабости перед ним одним. Она потянулась к его губам. Он поцеловал в ответ, так нежно, так сладко, медленно. Никакой торопливости, гонки за уходящим временем, никакого дурмана, который боишься потерять, словно он, как алкоголь, выветривается из организма. Тихое дыхание возле его лица. Так сладко и спокойно рядом с ним. Забывается всё. Нет боли, прошлого, нерешённого будущего, непонятного настоящего. Он был из тех людей, которые прямолинейно высказывали свои желания, но слишком редко говорили то, что чувствуют на самом деле. Он выражал свои эмоции действиями, поведением, отношением к ней.
Она раздевается, он лежит на кровати, наблюдая за ней пылающим от возбуждения взглядом. Что-то интимное проскальзывает в этой сцене, что-то личное. Она остаётся лишь в чулках и нижнем белье. Смотрит на него, резкие сбивчивые вдохи. Её рука плавно скользит по телу, снизу вверх. Она не отрывает от него взгляда, пока её руки нежно прикасаются к собственному телу. Отводит кромку лифчика, нежно сжимая сосок. Андрей втягивает в себя воздух, резко садится на кровати, хрипло приказывая:
- Иди ко мне.
Она отрицательно качает головой, усмехаясь. Он с удивлением приподнимает бровь, медленно встаёт, направляясь к ней. Она кидает в него подушкой, попадая в лицо. Он рычит, она бежит от него. Квартира у него большая, затеряться в соседних комнатах не составляет огромного труда. Но он словно идёт по её запаху, чувствует, где именно она находится. Другая комната. Он стоит в дверях с победоносной усмешкой. Ещё одна подушка ему в лицо. Он с одной стороны дивана, она с противоположной. Кружат, словно в танце. Она, убегая, не желая подчиняться, он, желая подчинить, показать, кто главный. Бежит к двери, он ловит её, прижимая к своему телу. Возбуждён, она дрожит, ощущая твёрдую плоть, упирающуюся в её попку. Его губы на шее, наказывая, пальцы за резинку трусов к сосредоточию желания. Выгибается в его руках, стараясь увеличить напор и глубину его проникновения. Он, издеваясь, всё слабее двигает пальцами, отдаляясь, уходя, а в следующую секунду резко насаживая на себя. Дрожит, чувствуя его руку, ласкающую заострённый сосок. Стонет, извивается в его руках. Он поворачивает её к себе лицом, целует жадно, настойчиво. Она хватается за него. Трусы и лифчик уже отброшены в сторону. Она раздевает его непослушными пальцами. Губы горят, в глазах темнеет от желания. Наконец они обнажённые напротив друга, на ней лишь чулки и это ещё сильнее возбуждает. Подхватывает её, она обвивает ногами талию. Входит в неё без замедления, одним мощным толчком. Спина прикасается к стене. Она вздрагивает от диссонанса горячего и холодного. Он двигается, не щадя, не жалея, заставляя её кричать, теряться, растворяться. Поцелуи грубые, страстные. Она сильнее старается притянуть его, обнять ногами, крепче прижать его к себе. Он двигается порывистыми, резкими толчками, слишком медленно, заводя её, но, не давая освобождения.
Если бы её кто-нибудь спросил, бывают ли чудеса в жизни, она, не сомневаясь, ответила, что чудеса случаются, когда мы это не ждём и уже теряем надежду. Сбываются мечты, фантазии, желания. Реальность во много раз превосходит ожидания. Реальность – это не живые образы твоих мыслей, эта острая, яркая действительность, ощутимая телом и душой. Он – её мания. С ним на край света не страшно, в пучину боли и мучений. С ним прекрасным становятся даже неуютные холода и ранние недосыпы.
Глава 27
Когда больно тебе, всё остальное не имеет значения. Лина Афинская.
Москва вечно шумный, неугомонный, куда-то спешащий город. В Москве ты одинок среди незнакомой толпы, словно превратившийся в безликое привидение путник. Но такой большой город по-настоящему отвлекает от боли, грусти и глупых надежд, особенно если ты сам один из тех вечно опаздывающий куда-то прохожих.
Марина не изменилась, кудряшки вокруг лица, миндалевые глаза и длинные ресницы. Улыбка всё такая же приветливая, вопреки всему, что произошло между ними. Марина, пожалуй, была единственным в её жизни человеком, который бесподобным образом сочетал в себе жизнерадостность и мудрость. Глаза её красивые, чуть блестящие, влажные как порой говорят, глубокие и проницательные. Черты лица удивительно тонкие и аккуратные. Она сидит напротив и пьёт излюбленное мохито.
- Я не злюсь, если ты об этом беспокоишься, - говорит Марина.
- Я не хочу тебя терять, ты же знаешь об этом? – спокойно отвечает Лина.
Марина кивает, улыбается. И всё снова становится по местам. По-настоящему близкие люди всегда поймут и простят, заранее оправдают твои действия, не требуя объяснений.
Они гуляют по магазинам, на их громкий смех оборачиваются люди, кто-то недовольно глянув, кто-то улыбнувшись в ответ. Такой яркий душевный подъём, заботы все на задний план, несколько возвышенное настроение. У Марины сверкают глаза от радости, и Лина осознаёт, как соскучилась по этому человеку, насколько его не хватало в её жизни. Обещает себе никогда её не терять, не отпускать. Марина не бросит в трудную минуту, не предаст, не оставит. От неё не приходится ждать и бояться каждую секунду ножа в спину. Так просто, легко, свободно. Смех, так много смеха, до боли в животе, до слёз в глазах. Расстаются, Марина крепко обнимает её, сжимая неожиданно сильно. Прощаются, договариваясь о скорой встрече. Лина, поднимая выше шарф, спасается от морозного ветра. Зима, наверное, решила отыграться за собственное опоздание, ударив двадцати градусными морозами. Пару секунд на улице и Лина продрогла до костей, а волосы начали покрываться слабым инеем. Садится в машину, сразу включает печку. Телефон звонит, играет её любимая английская мелодия, берёт трубку, слыша глубокий, уверенный голос Романа:
- Всё сделано.
- Спасибо.
Недолгое молчание, и Лина неуверенно предлагает:
- Может, встретимся за ужином?
- Чувствуешь себя обязанной? – она как наяву видит жёсткую усмешку на его губах.
- Зачем спрашиваешь, если знаешь лучше меня, что я чувствую?
- Не утрируй. Лишь догадка. В шесть. Я позвоню.
Он скидывает, не дожидаясь её ответа. Лина расслаблено откидывается на сиденье, ощущая смутное предчувствие неизбежного. Отмахивается от навящивых видений, не обращает внимание.
Андрей любил пустынные дороги, где можно было разогнаться до беспредельной скорости. Прохладный вечерний воздух словно обволакивал его, прогоняя мысли. Он не мог поверить в увиденное собственными глазами, не хотел верить, признавать. Неужели Лина ему изменяет? Она смеялась, так легко и свободно, даже интимно на его взгляд. Стреляла глазками, словно кокетничая. Что не так? Что ей не хватает? Что ей, мать твою, не хватает? Он спокоен, спокоен как никогда в жизни. Лишь в первую секунду хотел свернуть её чертову шею, а сейчас, сейчас уже лучше, проще.
Лина дома, на часах одиннадцать вечера. Он ждал. Хотел не пойми зачем, услышать её лживые оправдания, увёртки, якобы невинные глаза.