Он уходит, и девушки, несколько секунд проведя в молчании, громко рассмеялись.
- Ты не представляешь, как меня напугала, - голос Марины полон беспокойства и тревоги.
- Всё обошлось, теперь пойду на поправку.
Марина садится рядом на стул, и голос её звучит неуверенно:
- Андрей беспокоится.
Лина в ответ морщится, будто от неприятной зубной боли.
- Сам виноват.
- Даже не дашь ему подать на апелляцию? Приговор и никаких возможных других вариантов?
- Ты сама сказала, что те фотографии не подделка. Я не хочу… - она запинается, голос обрывается, но после секундной паузы говорит спокойным, уверенным голосом: - слушать его лживые оправдания или вовсе лишаться надежды.
- Он волнуется, Ли. И этот факт ещё никто не убирал.
Голос Марины звучит виновато, и Лину озаряет догадка.
- Только не говори мне, что ты сказал ему о том, что я в больнице?
- Сказала. – Марина не раскаивается, считает, что поступила правильно.
- Я же просила тебя молчать.
- Ли, он отец твоего ребёнка, хочешь ты этого или нет.
Андрей заходит в палату. Лина смотрит ему в глаза, не отрывая взгляда. Больно в сердце, ощутимо режет, но она спокойна. Приподнимается на больничной койке, садится, сжимая руки в кулаки. Марина уходит, и они остаются наедине. Воздух вокруг будто бы искриться, а он злится, глаза попеременчиво то горят, то холодны, словно лёд. Делает шаг к ней навстречу и чем ближе он, тем сильнее бьётся сердце в груди. Дыхание срывается, он садится рядом, горячая рука прикасается к её холодным, тонким пальцам.
- Избегаешь меня? – хриплый голос, пронизывающий взгляд. Она впитывает в себя интонации, тембр, звучание каждого отдельного звука. Соскучилась до лихорадочной дрожи. Молчит, и он морщиться, будто от боли. – Ничего не хочешь мне объяснить?
Андрей убирает руку, и Лина сжимает вновь свою в кулак, стараясь удержать тепло, подаренное им, ощущение его прикосновений. Он достаёт её телефон, кладет на тумбочку. Да, она забыла у него телефон, чему была несказанно рада. Каждый раз, когда хотелось позвонить, услышать голос, бросить всё к чертям и простить, искала машинально телефон. Нескольких секунд поисков хватало, чтобы прийти в себя и остановить неосознанный порыв.
- Ты мне врал, - наконец, говорит она.
- Когда? – он удивлён, но спокоен.
- Не важно.
- Ты обвиняешь меня не известно в чём, а после говоришь, что всё это не имеет значения. Нет, черт возьми, я хочу понять, что происходит.
- Мы поговорим потом.
- Потом? Потом – это когда, позволь узнать? Когда ты вновь исчезнешь?
- Андрей…
Он склоняется, сокращая расстояние между их лицами.
- Объясни мне. Сейчас. Объясни.
- Ты мне… изменил, - она вырывает из себя это слово. Он непонимающе хмурится. – Сначала с ней, а потом со мной…
- Я ничего не понимаю, - он резко отклоняется от неё, взъерошивая рукой волосы. – Что происходит?
Андрей меряет широкими шагами маленькую палату.
- Кто сказал тебе эту чушь? Кто, мать твою? – он зол, безумно зол, и его голос угрожающе дрожит от испытываемых эмоций.
- Грунтов.
- Ах да, - он иронично смеётся. – Твой милый, безвредный супруг. Твою мать! – рык сотрясает стены палаты.
Он вновь рядом с ней. Глаза горят, чернота зрачков поглощает радужку.
- И ты поверила ему? Не мне, а какому-то мужику, который превратил твою жизнь в ад?
Он резко разворачивается, не дожидаясь ответа. Уходит, громко хлопая дверью.
Марина заходит в палату, и в этот раз чувствует себя виноватой.
- А он вспыльчивый, однако. Никогда его таким не видела.
Взгляд у Марины задумчивый, кажется, она на самом деле потрясена.
Андрей набирает номер Грунтова:
- Через час встречаемся в «Нифертири». Лучше будь там, в любом случае достану тебя из-под земли, - он рычит, голос пронизан угрозой и яростью, которую он не пытается скрыть. На том конце раздаётся сухой смех.
- До встречи, Отелло. – Грунтов спокоен как удав перед охотой.
Через час Андрей заходит в ресторан. Роман ждёт его и, кажется, ни на грамм не беспокоится.
- Какого чёрта, Грунтов? Что это за хрень?
- Спокойней, - голос Романа издевательский, хладнокровный.
Андрей резким ударом, не церемонясь, бьёт в челюсть Грунтову. Тот падает к его ногам. Поднимается быстро и молниеносно, следует удар Андрею в живот, он сгибается пополам, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.
- Что за манеры, Отелло? – Грунтов усмехается, даже не поморщившись от боли в челюсти.
- Поясни мне, какого хрена ты творишь? – голос низкий и злой.
- Скажи спасибо, что просто не пристрелил обоих.
- Совсем рехнулся?
- Елена – моя жена.
- Кто, прости?
- Елена Грунтова.
- Елена?
- Отелло, у тебя плохо со слухом?
Последовал удар Грунтову в солнечное сплетение, тот согнулся, пару неподвижных секунд, распрямился, лицо каменное, непроницаемое. Удар Андрею в челюсть. Тот пошатнулся, но на ногах устоял.
- Позволь узнать, когда я успел изменить своей женщине? – с недобрым сарказмом интересуется Андрей.
- Своей? Она далеко не твоя.
- Когда?
- Тебе лучше знать. Ведь это ты участвовал в процессе.
- Что ты ей сказал? Почему она поверила тебе?
- Поверила мне, а не тебе?
Очередной удар Андрея с кулака в нос. По лицу Грунтова потекла кровь. Грунтов в ответ ударом по селезёнке. Андрей морщится, но стоит на ногах, испепеляя Грунтова взглядом.
- Не сказал, а показал, - спокойно говорит Грунтов. Роман усмехается, отходит, берёт папку и кидает Андрею. Тот заторможено реагирует, но всё же успевает поймать. Открывает. Кривая улыбка искажает его лицо. Ублюдок. Заставил Лину пережить грёбанные ужасные секунды боли. Андрей подходит к Грунтову. Удар по печени. Лицо Романа теряет всякие краски, бледнеет.
- Это тебе за то, что ударил мою женщину, - тихий, грозный рык из уст Андрея. Он получает удар в область левого подреберья. Разговор вышел весьма содержательным.
Жизнь, будто колесо фортуны. Невозможно предугадать, что произойдёт в следующую секунду. Вроде впереди видна лишь гладкая, ровная дорога, секунда, другая и ты в эпицентре бури, непосредственный участник ужасающих событий. Чувства, как наэлектризованный клубок, зажимают в тиски грудную клетку. Он мечется из стороны в сторону, как обезумивший зверь. Теряется в лабиринте, не видя выхода, бродит, как сумасшедший, лишённый воды и света. Она так нужна, так необходима. Будто лекарство от одиночества, влага для пересохшего горла. Ему хочется броситься к ней, упасть на колени, молить о прощении, объяснить, оправдаться. Но доверие нельзя заполучить пустыми словами. Доверие – это то, что внутри, словно вечный огонь, которые не потухнет от порыва ветра или литра воды. Она должна научиться верить ему, должна принять его таким, как он есть.
Он никогда не разберётся в своих чувствах к ней, никогда не сможет дать им определения. Но всё это неважно, не страшно и не нужно. Он сходит с ума, когда Лины нет рядом, сходить с ума, когда не слышит её голоса и не чувствует её присутствия. Будто призрак, злобный, но беспомощный, будто призрак, который не может уйти из-за того, что его что-то держит. Она раз за разом возвращает Андрея к себе. Неизвестно как или каким образом, но он вновь оказывается рядом, даже не отдавая себя отчета в собственных действиях. Не отпустит ей, никогда и ни за что. Любит… если этим словом возможно передать все его чувства.