1927
На Керженце
Мы идем.
И рука в руке,
И шумит молодая смородина.
Мы на Керженце[32], на реке,
Где моя непонятная родина,
Где растут вековые леса,
Где гуляют и лось и лиса
И на каждой лесной версте,
У любого кержачьего скита[33]
Русь, распятая на кресте,
На старинном,
На медном прибита.
Девки черные молятся здесь,
Старики умирают за делом
И не любят, что тракторы есть —
Жеребцы с металлическим телом.
Эта русская старина,
Вся замшенная, как стена,
Где водою сморена смородина,
Где реке незабвенность дана, —
Там корежит медведя она,
Желтобородая родина,
Там медведя корежит медведь.
Замолчи!
Нам про это не петь.
1927
Лирические строки
Моя девчонка верная,
Ты вновь невесела,
И вновь твоя губерния
В снега занесена.
Опять заплакало в трубе
И стонет у окна, —
Метель, метель идет к тебе,
А ночь — темным-темна.
В лесу часами этими
Неслышные шаги, —
С волчатами, с медведями
Играют лешаки,
Дерутся, бьют копытами,
Одежду положа,
И песнями забытыми
Всю волость полошат.
И ты заплачешь в три ручья,
Глаза свои слепя, —
Ведь ты совсем-совсем ничья,
И я забыл тебя.
Я не продам перо, но вот
Спасение мое:
Он эти строки заберет,
Как всякое старье.
1927
Обвиняемый
Не лирике больше звенеть…
В конвульсиях падаю наземь я,
Миражи ползут по стене,
По комнате ходит фантазия.
И очень орать горазд,
В теоретическом лоске
Несет социальный заказ
Довольный собой Маяковский.
Любимая, извини,
Но злобен критический демон.
Я, девочкам изменив,
Возьму нелюбовную тему…
И вот —
Из уютных квартир
К моей односпальной кровати
С улыбкой дешевых картин
Идет пожилой обыватель.
Он, вынув мандаты свои,
Скулит о классической прозе,
Он в тему встает
И стоит
В меланхолической позе.
Он пальцами трет виски
И смотрит в глаза без корысти…
Я скромно пощупал листки
Служебных характеристик,
И, злобою ожесточен,
Я комнату криком пронзаю:
— Тут лирика ни при чем,
И я, извини,
Не прозаик,
А радость вечерних икот
Совсем не хочу отмечать я.
Вот —
Каждый прошедший год
Заверен у вас печатью.
Житье вам нетрудно нести,
И месяц проносится скоро.
Зарплату по ведомости
Выписывает контора,
И вы, хорошо пообедав,
Дородной и рыхлой жене
Читаете о победах
Социализма в стране.
А ночью при синих огнях,
Мясистое тело обняв.
……………
И мучает, туго старея,
Хроническая гонорея[37].
Вам эта болезнь по плечу,
У вас не тощает бумажник,
Но стыдно явиться к врачу,
Боясь разговоров домашних…
Вдали розовеет восток,
Неискренне каркает ворон, —
Хохочет и пляшет восторг
В бреду моего разговора.
Глядит на бумаге печать
Презрительно и сурово.
Я буду суду отвечать
За оскорбление словом,
И провожает конвой
У черной канвы тротуара,
Где плачут над головой
И клен и каналья гитара.
вернуться
32
вернуться
33
вернуться
35
вернуться
36