- Саша! Ленок!
Сын подскочил ко мне.
- Какой красивый!.. - с восхищением разглядывает он мой трофей.
Бусинки глаз у рыбы переливались янтарным цветом. Тугое черноватое тело отсвечивало золотом. На боках и спинном плавнике черные пятна. Саша такую рыбу никогда еще не видел.
Тем временем солнце скатилось вниз и спряталось за горы, брызнув оттуда багровыми лучами. Запылал пожаром краешек неба. Лес почернел и стал угрюмее.
- Давай, Сашок, кончать. Надо поужинать и на ночевку устраиваться.
Выбрав сухую ровную лужайку, уже в сумерках раскинули палатку, а костер разжигали потем-ну.
Рыбалка без ухи что свадьба без музыки. Несмотря на позднее время, разделали рыбу, очистили и покрошили три картофелины, головку лука. И вот уже из котелка потянуло ароматом таежной ухи...
Монотонно шумела речка. Потрескивал, то разгораясь, то еще тлея, изредка стреляя пучками малиновых искр, костер. А с реки уже расползалась по кустам свежая туманная дымка. В густых чащах затаилась темнота.
- Как ты думаешь, почему речку назвали Черной? - спросил Саша.
Я его понимаю: в темноте жутковато. К ночевкам в тайге он не привык. Должно быть, сынишке этот вотгрос назойлово лез в голову...
- Вероятно, по цвету камней в воде. Ты заметил, что они черные? А вообще Черных речек по нашей стране так же много, как Иванов среди русских людей.
- Ну ладно. Поживем ; - увидим! - многозначительно заключает мой Саша.
Утром туман рассеялся, и перед глазами предстала полная очарования картина пробуждающейся тайги. Из-за леса поднималось огромное красное солнце. Оно затопило пунцовыми лучам;т тихие омутки на речке, пурпуром покрасило остроконечные вершины темно-зеленых елей и пихт. Алые отсветы лучей заиграли на синих лесистых сопках. И тишина...
Воды в реке стало больше. Но еще встречались мелководья, похожие на вчерашние.
В одной заводинке, у обрывистого берега, заметили мы два голых ствола дерева, отшлифованных камнями, льдом и водой. Стволы зацепились сучьями за дно. Падала длинная густая тень, отчего вода имела сине-зеленый оттенок. Здесь можно было рыбачить только на мушку.
Саша, не теряя времени, размотал удочку. Заброс! Мушка заиграла у затопленных стволов. Всплеск! Привычная подсечка - и сын уже вываживает хариуса.
А я прохожу дальше.
Вот затененное деревьями русло перекрыло высокое нагромождение бревен. Мощный поток воды пробил себе путь под завал, образовав там глубокую яму. "Здесь должна быть рыба". Я пускаю по течению насадку. Поплавок, подрагивая на бурунах, скользнул под завал и исчез в темноте. Хочу перебросить, но вот она, приятная неожиданность: на крючке рыбина! Плавно подвожу ее к берегу. Хариус!
...Хорошо рыбачить на незнакомой речке! В каждом ее изгибе, каждой заводинке, кажется, ждет тебя что-то новое, загадочное. Пейзажи не надоедают однообразием, они все время меняются. На разные голоса шумит речка. То воркует, словно голубь, то о чем-то шепчется, то будто огромными жерновами что-то перемалывает, а то совсем замирает в сладкой истоме...
О чем она говорит? О чем шепчется? О чем поет? Тайна...
Потеплело. Слабый ветерок доносил смолистый запах хвои. Солнце поднималось все выше над тайгой, и вот его лучи коснулись Черной речки, пронизали ее до дна. И перестала она быть черной. Вся сразу оживилась, радостно засверкала, заулыбалась. Мрачные камни, лежащие на дне, теперь уже не черные, а коричневато-зеленые. Кустарники от прикосновения ярких лучей заполыхали зеленым, оранжевым и рубиновым огнем. Только в тени, куда еще не проник чудодейственный свет, сохранялась хмурость, суровость.
Камни в русле делались мельче, глаже. Они громко цокали под нашими сапогами. Кое-где речка не могла прорваться сквозь скалы и петлей обходила преграду.
Подошли к глубокой, закоряженной яме.
- Такие места любят хариусы, - сказал Саша, закидывая удочку.
Сын остался, я - вперед. По пути поймал двух белых и одну красную бабочку.