— Родерик, прекрати меня доставать!
— Клэр, ну пожалуйста, — заскулил он. — Давай поговорим. Я сейчас приеду.
— Нет!
— Постой! Не вешай трубку! Мать с Фаддом на две недели улетели в Париж. Дом будет лишь для нас двоих. Прошу, приезжай!
— Я не приеду. Я не хочу тебя больше видеть! Понимаешь?
— Бла, бла, бла… я ведь так тебя люблю! Ну, хоть скажи мне, почему…
— Потому что ты толстый, устроит?
— Я похудею.
— Ты бледный как альбинос.
— Я куплю солярий.
— В твоем теле нет ни грамма мышц.
— Буду ходить в тренажерный зал. Начну качаться. Обещаю.
Как горох об стену. «У меня просто нет выбора», — решила она.
— Ты кончаешь меньше чем за десять секунд, и у тебя маленький член!
Жестоко? Да. А что ей еще оставалось делать?
— Сексопатолог. Я запишусь к сексопатологу! И закажу один из тех имплантатов…
Клэр хотелось выть. Она знала, что услышит дальше.
— Потому что, любовь моя, я бы все отдал ради…
Трубку вырвали у нее из рук. Уорделл голый и мокрый стоял рядом, его член подпрыгивал как трамплин.
— Слушай сюда, маленький тупоголовый педик. Забудь этот номер, сечёшь? Или получишь под сраку так, что твои яички у тебя из ушей выпрыгнут. Я приду в этот твой богатенький дом, сожгу его на хрен дотла и обосу весь пепел. Потом зарою тебя в нем по шею и насру тебе на голову. А когда твоя старая ослиная мамаша отсосет у меня хер, я закопаю ее рядом с тобой и насру на голову ей. Ты меня понял, выкидыш?
Боже. Клэр надеялась, что он понял.
Уорделл швырнул трубку.
На следующий день Уорделл «сорвал» свой «большой куш» и они улетели в Канкун тем же вечером. Месяц в раю. Клэр надеялась поработать над загаром, но скоро выяснилось, что работать она будет исключительно на свое либидо. В принципе, она не возражала. Член Уорделла всегда стоял как бетонный столб, а его яйца были настоящей фабрикой спермы, работающей круглые сутки без перерыва на обед.
Кошмары прекратились.
И исчезли все мысли о Родерике. Клэр осознала это в одну из ночей, когда член Уорделла таранил ее горло, и его яйца лежали у нее на глазах, как солнцезащитные очки. Секс освободил ее. И она не могла нарадоваться такому откровению.
Если разнообразие жизни можно было попробовать на вкус, то каждый день и каждая ночь их каникул предлагали Клэр досыта наесться большими красными перцами. И, если уж быть метафоричным до конца, Уорделл никогда не отказывался подлить своих горячих сливок в чашечку кофе Клэр. «Откуда у него столько сил?» — поражалась она.
Но лучшим из всего было то, что Родерик, наконец, пропал из ее головы. Из ее снов.
Навсегда!
Уорделлу пришлось прервать отпуск на неделю раньше — внезапно возник новый «бизнес план». Один «клиент» заинтересовался его «продуктом». Клэр в одиночестве проводила на пляже дни. Ночами мастурбировала в своей постели. Все о чем она могла думать так это о постоянно твердом члене своего возлюбленного, его шарах полных горячей спермы и его неистовом сексе с ней. Желание быть трахнутой Уорделлом стало для нее сродни коробки дорогих конфет брошенной на колени шоколадному наркоману.
Клэр не выдержала и покинула Канкун, когда до конца отпуска оставалось еще четыре дня.
Весь перелет обратно она была так возбуждена, что еле сдерживала себя, чтоб не залезть рукой под юбку. Когда самолет приземлился, и Клэр добралась до своей машины, она, наконец, смогла это сделать.
Автомобиль Уорделла стоял у ее дома на том же самом месте, где и всегда. Схватив в охапку сумки, Клэр бросилась в квартиру.
— Уорделл? Сладенький?
Тишина.
— Твои Сдобные Булочки вернулись домой. — Бросив сумки, она помчалась в спальню. Увидела его. Закричала.
Уорделл с лицом темно-бордового цвета лежал на кровати.
— Парашютная стропа лучше всего. — Фадд, в своей неизменной кожаной куртке и перчатках, возник перед ней из-за угла. — От рояльной струны порой бывает грязновато. А нейлоновая леска не надежна. Я использовал ее на той шлюхе, что была у Родерика до тебя, и проклятая тварь оцарапала мне лицо. Назад он получил ее такой, что без слез и не взглянешь.
Клэр смотрела на глубокую странгуляционную борозду, врезавшуюся в шею ее любовника. Лицо Уорделла раздулось и стало похожим на уродливый шар.
— Ты должна была слушать свой автоответчик, — сказал Фадд. — Старушка, мягко говоря, от всего не в восторге.
Он шагнул к ней, и Клэр закричала снова.
«Я использовал ее на той шлюхе, что была у Родерика до тебя…»
Но это была не удавка. Это был платок пропитанный хлороформом.
Очнулась Клэр в комнате Родерика. Она узнала ее мгновенно. Несмотря на то, что мысли в ее голове кружились как осенние листья на ветру.
— Ох, дамочка, — его мать сидела напротив в антикварном кресле, выпрямив сухую, как тростина спину. Фадд стоял позади. — Ты ведь должна была заботиться о моем мальчике.
— Мы… мы расстались. — Клэр с трудом ворочала языком.
— Расстались? Да ты бросила его, тупая, эгоистичная дырка! Мой Родерик — просто подарок для дамочек на вроде тебя! Знаешь, не ты первая кто поступает с моим сыном подобным образом, и Фадд всегда был достаточно любезен, чтобы, в конце концов, дать им всем то, чего они заслуживали. Но ты? Так уж сложилось, что у меня нет сердца. Но Родерик и вправду тебя любит. — Она вздохнула, обвислая грудь шевельнулась под старомодным платьем. — Ты должна была слушать свой автоответчик, дамочка.
Клэр начало трясти. — Я… я была в отпуске.
— Знаю. Резвилась с этим отвратительным наркодилером. К сожалению, мы с Фаддом тоже отсутствовали. Но если бы ты слушала автоответчик, ничего бы этого не случилось.
— Этого — чего?
— Бедный Родерик. Он милый мальчик, да, возможно, немного эксцентричный в некоторых способах доказать свою любовь. Фадд нашел его там… во дворе.
Разум Клэр начал медленно погружаться во тьму. Кошмары вернулись. Родерик застрелился. Принял яд. Повесился.
— Он… мертв?
— Нет, — старуха улыбнулась какой-то странной улыбкой. — Слава Богу, нет.
Хмурый Фадд вставил кассету в магнитофон стоящий на серванте и вышел в соседнюю комнату.
«Привет, это Клэр! Сейчас меня нет дома, поэтому оставьте…»
Потом голос Родерика: «Клэр! Любовь моя! Ну почему ты мне не веришь? Хочешь, я докажу тебе? Докажу как сильно я тебя люблю! Докажу, что все готов отдать ради тебя! Слушай!»
Пауза. Хруст. Короткий вопль.
— Это, — прокомментировала старуха, — мой сын отрезал себе мизинец ножницами по металлу.
Кассета продолжала крутиться. Родерик рыдал. «Вот! Вот мое доказательство! И каждый день, что прожит без тебя, я буду отрезать себе по части тела. Пока, Клэр».
Клэр вспомнила уроки математики и побледнела. Ее не было больше трех недель.
Фадд вернулся с каким-то свертком в руках, положил его на кровать, развернул и отступил в сторону.
У Клэр спёрло дыхание. Мир вокруг застыл. Потом ее согнуло пополам, и она вырвала прямо на дорогой персидский ковер.
— Клэр! Ты здесь! Я знал, что ты ко мне вернешься! — Бледное лицо Родерика светилось от счастья.
— Десять пальцев на руках, десять на ногах. — Он гордо ухмыльнулся. — Потом пришлось использовать жгуты и ножовку. С ногами и левой рукой все было просто. Но вот правая… Спорю, ты ни за что не догадаешься, как я это сделал!
Ее вырвало снова.
— Я заполз на поленницу, затянул жгут зубами и сунул ее в тот дровокол во дворе. Ты бы видела! Как по маслу!
Клэр знала, что до конца своих дней не забудет то, что сейчас видит. Родерик на кровати. Без рук, без ног. Говорящее туловище.
— Теперь ты веришь мне? Веришь, что я готов все отдать ради тебя?
Она смогла выдавить только одно слово. — Да.