Затем Сикорский спросил, что говорят о Беке и Рыдз-Смиглы. Я ответил, что почти все считают их предателями. Сикорский даже привстал со своего места.
— Это же замечательно! Мне здесь будет легче, хотя они там в Румынии начали против меня кампанию. Особенно активен Венда. При этом они стараются повлиять на Францию и на Польшу. Не могут пережить того, что я принял пост премьера и верховного главнокомандующего. Ну, ничего, как-нибудь с этим справимся. Хуже с Польшей, поскольку не могу знать точно, что там делается. Готовлю для вас инструкцию. Как только все будет готово, поедете и расскажите, что здесь видели и как мы работаем.
Как всегда генерал очень торопился. Заканчивая беседу, он сказал: — Здесь у меня нет времени. Приезжайте пожалуйста ко мне в Ангерс. Знаете что, я приглашаю Вас приехать ко мне на ужин, там мы спокойно побеседуем. Я дам вам знать, когда буду более свободен, и буду располагать большим временем в спокойной обстановке.
Правительство Польши во Франции существовало тогда около трех месяцев, но дела двигались с трудом. Правительство не имело четкого, определенного облика, не имело основной идеи. Кроме того, не было единства. Министры вели между собой партизанскую войну. Желание быть на первом месте заслоняло все. При таком положении вещей не обращали внимания на самые существенные вопросы будущего Польши, не согласовывали ни своих взглядов, ни мероприятий, занимались лишь взаимными претензиями и унижением друг друга.
Нужно признать, что французы не были гостеприимными хозяевами. Они считали, что война разразилась из-за Польши. «Большое дело, затеянное маленькой нацией». Каждый второй француз повторял, что он сражается за Польшу, за польский Гданьск, каждый третий по меньшей мере вообще не хотел воевать.
Польско-французский договор еще не был подписан. Пока имелись лишь проекты и временное соглашение, осложняло работу призывных комиссий, которые уже с конца октября начали функционировать. Добровольцев было очень немного.
Польские деятели, оказавшиеся в Венгрии и Румынии, предпринимали все, чтобы не допустить большого притока добровольцев во Францию, в армию Сикорского. В этом направлении работали целые санационные штабы во главе с полковником Венде. Послушные им польские дипломатические миссии, прежде всего военные атташе, охотно выполняли их указания. То же самое делали делегатуры правительства в Венгрии и Румынии. Они не только не направляли добровольцев во Францию, но и оказывали давление, вынуждающее поляков возвращаться под немецкую оккупацию. Другие говорили отчетливо: «Отсюда, из Румынии и Венгрии, ближе до польской границы, поэтому как только кончится война (по их официальным данным это должно было произойти весной 1940 года), мы первыми войдем в Польшу с готовыми частями, которые сейчас стоят в лагерях. Лишь после этого мы будем разговаривать с Сикорским. Будет так, как в свое время мы поступали с армией Галлера — распустим части, и конец.
А в это время с призывом добровольцев во Франции дело шло не лучшим образом, и Сикорский стал добиваться у французских властей согласия на издание распоряжения о привлечении в армию поляков эмигрантов, проживающих на французских землях, и в конце концов это ему удалось.
Как-то в половине декабря я пошел к генералу Пашкевичу, тогдашнему вице-министру и заместителю Соснковского по делам Польши. Генерал жил в небольшой комнатке, недалеко от резиденции штаба. Я застал его за уроком французского языка.
Это, пожалуй, был один из очень немногих генералов, желавших помочь Сикорскому в его работе. Он видел и понимал нагромождавшиеся трудности, пытался их устранять. Поэтому, между ним и сторонниками санации, находящейся в Париже, возникали большие трения. Пашкевич хорошо понимал всю глубину трагизма нашего тогдашнего положения, он лучше других разбирался в общих проблемах, хорошо ориентировался в обстановке. Будучи когда-то начальником известной Варшавской школы подхорунжих, он благосклонно относился к молодежи, видя в ней опору для планов Сикорского. Поэтому пользовался у молодых огромной симпатией и доверием.
Генерал встретил меня очень приветливо.
Разговаривали мы о Польше, в частности о подборе людей на пограничных пунктах. За последнее время произошло несколько провалов во время перехода границ. Организация дела была явно плохой. Генерал возмущался тем, что ему мешают работать. Особенно сокрушался по поводу второго отдела, личный состав которого сохранился без изменений и старался все захватить в свои руки и, имея своих людей на местах, делал это довольно легко. К этим людям генерал явно не питал доверия и обещал на этом участке произвести изменения.