– Там всё слишком гладко, – ухмылялся он, – не вписываюсь я в эту напомаженную систему. То ли дело здесь, и люди проще, и воздух другой.
– Уж в том, что воздух другой можешь не сомневаться, – с улыбкой подхватывал Нил.
Свободными вечерами друзья встречались в баре, опрокинуть по кружечке безалкогольного пива, и неизменно засиживались за разговорами заполночь. Когда Док впервые упомянул о странном заболевании, Нил пропустил мимо ушей: времена неизлечимых болезней давно канули в лету, да и Клугер целую неделю был единственным пациентом медблока. Док тоже не тревожился: все анализы в норме, а начпорта в преклонном возрасте, мало что могло стать причиной отклонения.
Испугался, когда ему привезли разом шестерых в отключке с такими же глазами и первым делом заподозрил инфекцию, ведь вирусология – его конек. Он тщетно пытался обнаружить микроскопического преступника в крови больных, искал мутации в посевах пшеницы, риса, овса, во всем, что колонисты привезли с собой, насадить на планете, где до их появления жила лишь вендская фауна.
Когда Мегану обнаружили, планета казалась подарком судьбы: сходная с земной гравитация соотношение воды и суши, даже спутник имелся. А состав почвы, что называется, палку воткни – расти будет. И вот в этом райском уголке через двадцать лет колонизации началась эпидемия, самая жуткая из всех, с какими до сих пор сталкивалось человечество во внеземелье. Недаром, получив экстренное сообщение, Земля объявила на Мегане строжайший карантин, запретив поселенцам покидать планету, тем самым перекрыв колонистам единственный путь к спасению. Док дневал и ночевал в лаборатории, искал причину и ничего не находил, кроме аномально сильной электромагнитной активности мозга заболевших.
Тем временем, меченые фиолетовым взглядом пациенты, неделю пролежав в коме, самовольно покидали клинику. Их находили на открытой лужайке рядом с корпусом больницы за одним единственным занятием, они сидели на земле и рисовали не поддающиеся расшифровке квантовых анализаторов знаки. Вернуть больных в палаты не получалось – будто врастали в землю, стоило попробовать сдвинуть их с места. Толпа рисовальщиков медленно росла. Когда светило закатывалось за горизонт, они поднимались на ноги и до самого рассвета синхронно раскачивались на месте, в такт им одним известному ритму. Пищу не принимали, ограничиваясь водой. Сначала пили из искусственного фонтана на той же лужайке, потом начали строем ходить к небольшому ручью за чертой посёлка. Когда они впервые покинули территорию госпиталя, Док вызвал спасателей, те попытались перегородить дорогу слаженно вышагивающим больным. Уткнувшись в пеностену, немой строй разделился и тихо обошел препятствие. Вечером Док показал запись.
– Все признаки социального поведения, двигаются четко, точно муравьи, – заметил Нил. – Может быть, они уже не люди?
– Биологически всё же люди. Пока еще. – И развел руками, сбив со стола полную кружку. Оба смотрели, как на полу растекается темное пятно, уподобившееся растущей туманности.
Пятно! Нил отнял от стены ладонь, всё ещё сжимавшую металлический стержень. На стене серело пятнышко. Сердце екнуло. Несколько раз, оставляя тёмные точки, он потыкал стену острым концом подаренного кубом предмета, провёл черту. Получилась отчётливая линия. Потрогал пальцами – материал остался гладким, ни следов царапины. Нил начертил на стене квадрат. Стоило замкнуть линии: рядом со стеной воспарил, намеченный штрихами прозрачный кубик. Пальцы схватили воздух – оптическая иллюзия. Пилот присвистнул и спешно заработал стилом. Кружок превратился в шарик, треугольник – в конус, а замкнутая волнистая линия – в тучку, какой её изображают маленькие дети.
Поэкспериментировав с изображениями ещё немного, Нил выяснил, что объём обретают только замкнутые формы, стоило оставить маленький зазор, фигура оставалась плоской, плоскими были и буквы, словно куб мог отличить рисунок от сообщения. Отрывок из поэмы Отто Людига «Сынам человеческим» занял своё место на стенке. Нил написал под ним слово «помогите» на русском и призыв «КОСПАС» универсальным кодом.
Когда-то он проходил мимо подобных надписей на опустевшем по неизвестным причинам пароме «Одиссей». Людей, ни живых, ни мёртвых, они там не нашли, только онемевшую от ужаса десятилетнюю девочку, забившуюся в обломки эвакуационной капсулы и ни за что не соглашавшуюся ее покинуть. Нил с трудом вытащил изо всех сил отбивавшегося ребёнка, успокоил, поригладил растрёпанные волосы. До сих пор не проронившая звука девчушка мёртвой хваткой вцепилась в шею, пришлось нести её на руках по отсекам мертвого парома. Когда ее увозили, Нил не мог оторвать глаз от малышки. Да и она безотрывно смотрела на спасителя, до тех пор пока их не разделила дверь выходного отсека.