После трагедии его хватило ещё на два рейса. Потом он чуть не спился. Точнее спился, чего уж врать самому себе, потому и утратил еще одну зацепку в этой жизни – Лидию, не ожидавшую, что придется делить дом с запойным алкоголиком. Он пытался объяснить, но разговор по душам подшофе всякий раз не удавался. Лидии надоело выслушивать его нытье, она требовала прекратить жалеть себя. Нил давал сотни обещаний лечь на лечение. И не мог. Записался, когда Лидия ушла, оставив его одного в пустом доме.
Полугодичное пребывание на больничной койке избавило от порочной зависимости. В службе спасения его не восстановили, хорошо квалификацию не заблокировали, вот и пришлось двигать на Мегану – единственное место, где приняли к рассмотрению его подпорченное резюме.
А таков ли он псоглавец, чтобы показать свой мир и быть готовым причаститься? Да хоть удостоиться выхода из куба? Ему доводилось встречать разных существ, столь отличных от тварей земных, что постичь их природу немыслимо без сложной техники.
А если, куб – единственное место, поддерживающее его существование в ином мире, столь непохожем на тот, что он оставил на подлете к станции, что дверь для него не может открыться. Существует ли на самом деле эта дверь? Возможно, выбравшись из куба, он погибнет, так и не постигнув смысла своего заточения. Тогда что же, как дать понять, что он разумен? Если сами тюремщики разумны, если их разум хоть в какой-то мере можно соотнести с земной логикой. Быть может, все, что он делает, напоминает им хаотичные передвижения потерявшегося муравья. Как для него те, другие, вечно рисующие абстрактные картинки.
Док пытался, сканируя их знаки, вычленить хоть какой-то код. Но многочисленных вариаций анализатора не хватило, так что файлы с рисунками, процессом их изготовления и предварительными выкладками заняли свое место на кристалле памяти вместе с результатами тестов и анализами.
А вдруг посадившие его в клетку инопланетяне не собираются знакомиться с ним, а подготавливают для иного. Если они вообще существуют, конечно. Если не являются вымыслом замкнутого в кубе пилота. Человеку легче предположить, что рядом кто-то есть, пусть даже чуждый, чем принять полное одиночество.
Он вздрогнул. За столом с широкой улыбкой на неподвижном лице сидел Иван. Мёртвой объёмной куклой. Смотреть на бездвижного друга было тяжко, но и глаз отвести нельзя. Ведь он хотел, пусть тщетно, спасти друга. Спасать его ежедневная работа, то, чему учился много лет, для чего тренировался до исступления, а судьба всё равно обманула, в один миг разрушив веру в собственные силы.
Исследовательский корабль подвергся нападению космических призраков, тогда ещё неизвестных науке тварей, пожиравших энергию, в том числе живых существ. Иван первым поймал сигнал и бросился на помощь. Кто мог знать, что защитные комбинезоны – ничто для всепроникающего кошмара? Когда Нил подоспел на зов товарища, на спасательном корабле остался в живых только друг, ровным голосом сообщивший о гибели экипажа исследователей и своего отряда. Иван успел передать видеозаписи с нашлемных камер, когда связь прервалась отчаянным призывом использовать плазменную пушку и убираться прочь.
– Стреляй, дурак, своих погубишь!
Нил нацелил пушку, уничтожая сцепившиеся в прощальной агонии корабли… Тогда он ничего не почувствовал, автоматически исполнив необходимый порядок действий. Боль догнала потом, на Земле, едва начал сознавать, что больше никогда не увидит Ваньку.
Это сейчас даже дети знают, что с космическими призраками легко справиться с помощью асинхронных электромагнитов. А тогда…
Он поставил на стол бокалы и бутылку коньяка. Вдруг захотелось вновь ощутить приятное расслабляющее тепло, успокаивающе расходящееся по жилам. Ничего не получится, после лечения организм не примет и капли спиртного. Вот если бы кто-то мог так же исправить душу? Он поднял свой бокал, кивнул безучастному Ваньке. Кукла улыбалась. Его передернуло. Для кого он разыгрывает комедию?
Лида права, лучше бы Ваньке не видеть его таким. Да разве это Ванька? Бесчувственный оттиск мёртвого друга, вызванного из мрака небытия никак не успокоившимся товарищем. Нил встал, одним движением смахнув Ивана со стула, тот послушно завалился в угол, не изменив сидячего положения.