– Уходи! Растворись, пожалуйста, – взмолился Нил. Друг безмолвствовал.
Вот и доигрался в живописца. Нил бережно поднял лишённую массы куклу на руки, вздрогнул, столкнувшись с Ванькиной улыбкой, его застылыми глазами, поднял друга над головой и что было мочи, бросил вниз.
Манекен, будто в насмешку утонул в полу не весь. Взирать на торчащую из белизны половину лица и застывшую в мимолётном жесте руку было ещё ужаснее. Сам не понимая, что делает, Нил подполз к Ваньке и принялся топить его в полу, но тот всплывал, точно поплавок. Тогда он прыгнул сверху и давил, пока под его весом не исчез последний палец.
Облокотился о стену, усмиряя срывающееся дыхание, давясь и утирая слёзы, вдруг хлынувшие из глаз горячим потоком. Пусть смотрят, если есть за стенами кто-то, пусть анализируют и оценивают. Ему всё равно.
Когда взгляд прояснился, на душе стало пусто и непривычно легко. Нил застыл в оцепенении, однако дышать стало легче, будто исчезли невидимые тиски, сжимавшие горло с момента гибели друга. Неужто, отпустило? И Ваня ушел, ушел совсем, теперь, а не тогда.
А тогда, после долгих мытарств, тестов, проверок и обивания порогов наконец-то нашлась работа: колония на Мегане росла с каждым днем, людей не хватало. Что техника, поначалу всегда нужны человеческие руки и упорство. Это потом, когда все устаканится, войдет в колею, как у соседей в пяти парсеках, где он познакомился с Анной, которая… Нет, это фантазия. Оба изо всех сил старались быть милыми, и не могли отпустить призраки прошлого, ради невозможного счастья вдвоём, оборвать волочившееся через полгалактики корни. Отношений хватило только на то, чтобы поделиться друг с другом, понять и пожалеть.
Был у него на эту тему серьёзный разговор с Доком. Разве что спинами склеить, вынес вердикт Ян, все равно головы назад повернуты:
– Аня хорошая девушка, симпатичная, только какая-то замерзшая. Её бы отогреть, а ты… сам-то ведь не любишь. Иначе б не сомневался.
Нил присмотрелся к своей версии Чюрлениса: что-то в ней, незаконченной, казалось чуждым, вроде как не он рисовал. Словно за проведённое в кубе время угол зрения изменился.
А ведь, правда. Сколько он здесь, не меньше десяти, а то и двенадцати часов, а будто полчаса. Ни усталости, ни голода, ничего. Сейчас бы Дока сюда, вот где умелец сооружать невероятные теории. Примчался же к нему рано утром в день отлёта, возбуждённый до крайности с раскрасневшимися щеками. Над полем, где другие рисовали картину, появились яркие сполохи, напоминающие северное сияние, спешил поделиться догадками и предположениями. Но едва вставив кристалл записи в приемник, Док замер, тревожно всматриваясь ему в глаза.
Не было этого! Что за фокусы иногда выкидывает память. Надо нарисовать Лидию, её присутствие всегда успокаивало, пусть даже безразличной куклой, сколько лет не виделись. По дурости, из-за того, что не пришла прощаться, он стёр все её снимки. Думал, так избавится от боли? Не тут-то было! Лидия словно впечаталась в него намертво. Нил пробовал изжить её Анной. Смешно.
– Привет, – послышался бархатный с чуть заметной хрипотцой голос Анны. Поначалу ему нравилось вслушиваться в его мягкое вкрадчивое звучание.
Он поднял взгляд, за столом в уютном банном халате, разбросав по плечам мокрые после душа бронзовые завитки волос, сидела Лидия, встретившая его взгляд озорной улыбкой. Да что это с ним? Ведь он только собирался нарисовать её…
– Ты меня не узнаёшь? – удивилась Лидия, или Анна, если закрыть глаза.
– Узнал, конечно, что за вопрос. Как… поживаешь? – ком застрял в горле, он с трудом подбирал слова. Она зевнула, прикрыв губы рукой, и продолжила говорить сквозь пальцы:
– Я, хорошо. А вот ты какой-то взъерошенный. Опять началось?
Нил вздрогнул, подвижное лицо Лидии показалось одновременно знакомым и чужим, совсем чужим, впрочем, чужим был и голос.
– Ничего не началось, я вылечился, ты же знаешь, – утверждение вышло грубым.
– Да, конечно, конечно, – мелко закивала Анна, или всё же Лидия, кто тут разберёт. – Но ты какой-то странный.
– Ты оглядись вокруг и тоже поймёшь, в чём странность.
Лидия послушно осмотрелась, пожала плечами:
– В этой комнате нет дверей?
– Точно! – пальцы нервно забарабанили по столу. – И это не комната, а куб, пустой, совсем пустой, а всё что ты здесь видишь, нарисовал я.
– Всё нарисовал, а дверь забыл? – Лидия улыбнулась, затем рассмеялась, длинная челка упала на лицо, она убрала её со лба одним движением и откинулась на стуле, продолжив наблюдать за ним из-под пушистых ресниц.
Она права, нужно изобразить дверь, пусть даже иллюзией выхода. Нил вскочил на ноги, бросился к стене и замер на полувдохе...