— Езжай сюда немедленно! Нам надо…
Послышались звуки борьбы, сдавленный крик, затем щелчок и длинный гудок.
Я бросил трубку и поспешил к Вики.
— Пойдём, — сказал я.
Не задавая вопросов, она последовала за мной. Сначала я хотел отвести её обратно в мотель, но тот сдавленный крик дал мне понять, что ситуация критическая. Рэнкин мне не нравился, как и Вейнбаум, но я знал, что должен помочь им.
Мы отъехали.
— В чём дело? — нетерпеливо спросила Вики, когда я надавил на педаль газа и развернул автомобиль.
— Послушай, — начал я, — Что-то подсказывает мне, что у тебя есть свои секреты на счёт твоего опекуна. У меня тоже свои секреты. Так что, пожалуйста, не спрашивай.
Она замолчала.
Я сосредоточился на дороге. Стрелка спидометра перешла с семидесяти пяти на восемьдесят пять, продолжила подниматься и задрожала около девяноста. Я развернул колеса, и машина запрыгала, затряслась и загремела.
Мрачный и ветхий передо мной появился особняк на фоне неба. Я остановил машину и сразу же вышел.
— Жди здесь, — крикнул я Вики через плечо.
В лаборатории горел свет, я открыл дверь. Внутри было пусто, но всё перевёрнуто. Вокруг валялись разбитые пробирки, поломанные приборы, а через приоткрытую дверь, которая вела в тёмный гараж, тянулся кровавый след. Я обратил внимание на липкие ручейки зелёной слизи. Я предположил, что это повреждена оболочка одной из капсул. Я обошёл все три. Свет внутри них был выключен, и покрывающие их оболочки не давали узнать, что могло быть под ними, или возможно, что было под ними.
У меня не было времени разглядывать их. Мне не нравилось, как выглядит кровь: ещё свежая и несвернувшаяся. Я распахнул дверь и вошёл в гараж. Здесь было темно, а я не знал, где находится выключатель. Я обругал себя, за то, что забыл прихватить фонарик из бардачка. Сделав несколько шагов, я ощутил холодный ветерок, дующий мне в лицо. Я направился в его сторону.
От света из лаборатории на полу получилась золотая полоска, но в кромешной тьме гаража это было совсем ничего. Ко мне вернулась моя детская боязнь темноты. Я снова вступил в мир ужаса, который известен только детям. Я вдруг подумал, что тень, уставившаяся на меня из темноты, может не рассеяться при свете. Внезапно моя правая нога ушла вниз. Я понял, что сквозняк шёл с лестницы, по которой я спускался. На момент я задумался, затем развернулся и поспешил вернуться в машину.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Вики набросилась на меня, как только я открыл дверь.
— Дэнни, что ты здесь делаешь?
Тон её голоса заставил меня взглянуть на неё. В болезненно жёлтом свете её лицо выглядело напуганным.
— Я здесь работаю, — коротко ответил я.
— Сначала я не поняла, где мы, — тихо сказала она. — Но до этого я уже была здесь однажды.
— Ты была здесь? — воскликнул я. — Когда? Почему?
— Однажды ночью, — также тихо продолжила она. — Я приготовила дяде Дэвиду ленч. А он его забыл.
Она заметила моё нетерпение.
— Мой опекун, — сказала она. — Возможно, мне лучше рассказать тебе всю историю. Ты, наверное, знаешь, что людей не назначают опекунами, если они пьяницы. Дядя Дэвид не всегда был таким. Четыре года назад, когда мои мать и отец погибли при крушении поезда, дядя Дэвид был добрейшим человеком. Суд назначил его моим опекуном с полной ответственностью, пока я не повзрослею.
На миг она замолчала, живя воспоминаниями, и выражение, быстро промелькнувшее в её глазах, было неприятным. Затем она продолжила.
— Два года назад было проведено сокращение рабочих мест, и мой дядя вылетел с работы. Он был безработным почти полгода. Мы были в отчаянии, на пособие по безработице можно было только приобретать еду, а впереди у меня был колледж. Затем он получил работу. Она была хорошо оплачиваемой и приносила невероятную прибыль. Обычно я шутила, что он, мол, банки грабит. Однажды ночью он посмотрел на меня и сказал: «Нет, не банки».
Я ощутил как страх и чувство вины прикасаются к моим плечам холодными пальцами. Вики продолжала.
— Он начал превращаться в ничтожество. Стал приносить домой виски и напиваться. Он уклонялся от моих вопросов о его работе. Одной ночью сказал, что решительно возражает против моего собственного дела. Он разлагался прямо на моих глазах. Затем, тоже ночью, он назвал имя — Вейнбаум, Стеффен Вейнбаум. А через пару недель он забыл взять тот ленч. Я отыскала имя в телефонной книге и передала его ему. Тогда он взбесился так, как я никогда не видела. С каждой неделей он пропадал в этом ужасном доме всё больше и больше. А одной ночью, по возвращении, он избил меня. И я решила сбежать. Для меня дядя Дэвид уже был мёртв. Он поймал меня, но появился ты.