Я потихоньку привыкал. В августе, поскольку я без промахов проработал в канцелярии уже четыре месяца — что можно было расценивать как испытательный срок, — мне выдали официальное удостоверение с моими именем и фотографией. Причем выдали мне gelber Ausweis, «желтый пропуск», нечто вроде золотого ключика, на котором к тому же было написано, что я являюсь членом личной охраны фюрера. А в самом низу в официально-торжественном стиле уточнялось, что фюрер просит представителей полиции, военных ведомств и гражданских служб оказывать всяческое содействие предъявителю сего пропуска. С ним я мог пересекать все кордоны и преграды по всей территории страны. Очень полезная бумажка. Моя жена Герда позже получила серый пропуск, который давал ей право приходить ко мне в канцелярию, в том числе в случае необходимости она имела доступ в апартаменты Гитлера.
Мне повысили жалованье. Пока я был солдатом, я получал 287 рейхсмарок в месяц, а теперь — столько же, сколько получали унтер-офицеры. К этой сумме прибавлялись еще 50 рейхсмарок премии, которая полагалась мне как служащему канцелярии, и еще столько же я получал за то, что работал на канцлера. Средства для надбавок выделялись главой канцелярии рейха Гансом Генрихом Ламмерсом и Министерством внутренних дел. Таким образом, мы были наполовину военными, наполовину гражданскими.
Помимо места жительства, связи и продовольствия, генштаб предоставлял нам возможность бесплатно путешествовать по всей Германии. Чтобы быть точным, к вышеперечисленному списку надо добавить выдававшийся каждому члену Сопроводительной команды страховой полис, который предусматривал в случае несчастного случая возмещение ущерба на сумму в 100 000 рейхсмарок.
У каждого из нас был пистолет, небольшой вальтер-ПП, простенький, калибра 7,65. Мы никогда с ним не расставались, даже в апартаментах фюрера. Кстати, именно из пистолета этой модели Гитлер застрелился в своем бункере несколько лет спустя. Из всего потенциального арсенала оружия, которое мы могли бы иметь при себе, у нас были только эти вальтеры, больше ничего.
В случае возникновения каких-либо инцидентов по-настоящему вмешаться могли только ребята из РСД, сотрудники службы безопасности. У них было оружие посерьезнее, не то что наши малютки-вальтеры. Они брали людей на мушку, но у них не было полномочий на обыск высокопоставленных военных или членов партии, как Геббельс, Гиммлер и прочие. Каждого из этих сановников обычно сопровождал личный телохранитель. Мы к ним постепенно привыкли, даже начали узнавать в лицо.
Однажды Герман Геринг, войдя в канцелярию, не останавливаясь прошел через главный холл и направился прямо ко мне. Он вручил мне свои вещи, с тем чтобы я оставил их в гардеробе у входа. Там, если не запамятовал, были пальто и дорожная сумка. Пока я их относил, почувствовал, что в кармане лежит некий предмет, судя по всему, металлический и довольно тяжелый. Положив вещи на столик перед вешалкой, я заметил слегка торчащую из кармана рукоятку пистолета. Там действительно лежал большой пистолет с барабаном, как те, что показывают в вестернах! Это было вполне в стиле Геринга. В тот вечер, насколько я помню, он был со своей женой, театральной актрисой Эмми Зоннеман.
В другой раз у этого же столика в гардеробе я прислуживал генералу Эрвину Роммелю. Его встреча с Гитлером откладывалась на какое-то время. А так как в тот момент рядом не оказалось ни одного свободного адъютанта, мне было поручено встретить его, объяснить ситуацию и подождать рядом. Сначала мы просто поговорили о том о сем, а потом он показал мне стопку своих африканских фотографий, которые собирался подарить Гитлеру.
«Майн фюрер»
В канцелярии связи с коллегами по службе потихоньку налаживались, все шло гладко. В целом отношения там были деловыми и очень душевными. Различия положения, чинов и званий словно стирались одним махом, когда ты переступал порог нашего особняка на Вильгельмштрассе. Во всяком случае, в первое время мне так казалось.
Все мы слушались только одного человека — Гитлера. Все остальные были не более чем его подчиненными, все эти Монке, Геше и Брюкнеры напрямую зависели от него, и мы вместе с ними. Все, без малейшего исключения, чувствовали себя под его началом.
Обращаясь к нему, начинали со слов «майн фюрер», а когда он заканчивал говорить, нужно было ответить: «Яволь, майн фюрер!» — «Так точно, мой фюрер!». Только «старики», самые давние его соратники, называли его «шеф» или, реже, «господин Гитлер». Зато под сенью канцелярии не было обязательным нацистское приветствие при встрече с Гитлером. Вытягивать руку нужно было только вне ее стен, например, если мы находились рядом с машиной в тот момент, когда фюрер собирался из нее выходить.
Я никогда не обращался к нему, чтобы обсудить проблему, касающуюся лично меня. Старался как можно правильнее выполнять свою работу. Да, я был очень доволен тем, что был там и занимал такой пост.
Я никогда не видел, чтобы Гитлер смеялся. Он мог быть довольным, обрадованным какой-либо новостью или событием, но никогда, насколько я знаю, не выказывал на людях несдержанного восторга или настоящей, искренней веселости.
Он был способен на похвалы. После церемонии в Берлине он, кажется, обмолвился находившимся рядом с ним охранникам, что они «хорошо работают» и что «он ими доволен». Старина Ади Дирр мне однажды рассказал, что Гитлер знал имена всех, кто на него работал, в том числе и мое — к моему величайшему изумлению. Это была правда. Во время одной из поездок Гитлер действительно выделил меня, назвав по имени. Я был потрясен.
Работа в приемной была неисчерпаемым источником информации. Постепенно я начинал различать манеры поведения самых частых гостей, привычки обитателей канцелярии. Например, ежедневно разбирая почту, я сразу обратил внимание на маленькую посылку, размером не больше коробки из-под обуви. Местом отправления была деревушка в Вестфалии, и адресована была посылка лично Гитлеру. Каждую неделю, в один и тот же день, один и тот же курьер появлялся с ней в канцелярии. Когда я впервые взял ее в руки, кто-то из товарищей предупредил меня, что ее нужно отнести сразу на кухню, «к Канненбергу». Я был заинтригован, но вопроса так и не задал. Это было не принято. Мне так казалось, во всяком случае. Это повторилось еще пару раз, прежде чем я узнал наконец из разговора с кем-то из коллег, что в этой загадочной посылке лежала буханка круглого деревенского хлеба. Этот хлеб собственноручно пекла деревенская женщина, с которой фюрер повстречался во время одной из своих поездок. Попробовав ее выпечку, Гитлер определенно к ней пристрастился. Невероятно, но факт: хлеб бесперебойно доставляли в канцелярию до самых последних дней Третьего рейха.
Одним осенним утром 1940 года мне поручили отнести в апартаменты фюрера прибывшие за ночь депеши. Подобного рода почту мы должны были складывать на небольшом табурете, специально для этого стоявшем в рабочем кабинете Гитлера. Случалось, что стопки бумаг мы заносили прямо в комнату Евы Браун: так Гитлеру было проще добраться до почты, ибо его спальня напрямую сообщалась с ее комнатой. Было еще достаточно рано. Я вошел без стука.
Шок. Ева Браун была еще в постели, практически нагая, в одной коротенькой ночной рубашке. Я уж было решил, что все кончено. Что меня выставят, прогонят взашей. Никто из моих товарищей меня не предупредил, даже словом не обмолвился, что она в Берлине, а не в Бергхофе, в горах, где она проводила большую часть своего времени. Я затаил дыхание. Окаменел от ужаса. Тут Ева выпрямилась на кровати и жестом дала понять, что ничего страшного не случилось и волноваться совершенно не о чем. Я отвернулся и, врезавшись по пути в дверь, галопом выбежал из комнаты. Никаких последствий не было. Ева Браун никогда об этом не заговаривала. Не сделала ни замечания, ни даже пространного намека. Никто ничего не узнал. Надеюсь.
Праздник Евы Браун
В октябре Гитлер снова прилетел в Берхтесгаден[44]. Я, в свою очередь, приехал в тот же день, что и он, или немного позже. Зато я прекрасно помню его отъезд во Францию и дальше к испанской границе на личном поезде. Ходили слухи, что он уезжает из Бергхофа для встречи с Франко в Эндайе[45].
44
С 16 по 21 октября. По воспоминаниям Николауса фон Белова, именно в этот свой приезд Гитлер расстался с адъютантом Брюкнером.
45
Эндайя — город на границе Франции и Испании. (Примеч. перев.). Здесь 23 октября 1940 г. встретились Франко, Гитлер и Риббентроп, который специально приехал из Берлина. На следующий день, на обратном пути, в Монтуаре, Гитлер встретился с Петеном и Лавалем.