Наша военная подготовка заключалась в основном в физических упражнениях. Я много бегал, тренировался на 400 м и на среднюю дистанцию (800-3000 м). Иногда ходил в тренажерный зал, где мне нередко случалось встречаться на разминке с Адольфом Кляйнхольдерманом, очень известным в то время боксером-тяжеловесом. Стрельбе нас практически не учили. К началу войны я успел побывать всего на двух или, может, трех занятиях.
Зато наша часть была современной и полностью моторизированной, чтобы быть наготове и суметь вмешаться в любую минуту. Между собой мы говорили, что наши полки были в техническом отношении гораздо более совершенными, чем допотопная армия рейхсвер[12]. Хотя немало унтер-офицеров вермахта пополнили ряды лейб-штандарте. Были еще люди, которые приходили из полиции, — знаю это опять-таки с чужих слов.
Мы жили по шесть человек в комнате. В нашей из шестерых четверо курили. Не могу сказать, чтобы у нас были какие-нибудь идеалы. У меня, во всяком случае, не было.
Мне было двадцать лет, хотелось активной жизни. Когда бывали увольнительные, я ходил гулять с ребятами, чтобы размяться, побродить вместе, — надо признать, не без некоторой гордости.
Цветочная война
В марте 1938-го нас мобилизовали для того, чтобы занять Австрию. Управились мы за несколько часов. 12 марта войска беспрепятственно пересекли границу, а со следующего дня был официально объявлен аншлюс[13]. Все это назвали блюменкриг («цветочная война»). Наша часть даже ни разу не открыла огонь. В Вене мы устроились во дворе какого-то монастыря. Монашки боязливо разглядывали нас издалека. В конце концов они постелили матрасы на полу в столовой. Мы много смеялись, много ели и допоздна пели песни.
Три месяца спустя я встретил свою будущую жену. Это случилось в Берлине на празднике весны, устроенном полицейским оркестром в Трептов-парке. Помню, приятели долго меня уговаривали составить им компанию. Пришлось уступить. Именно в тот день под звуки оркестра я встретился с Гердой, Гердой Лахмунд, которой тогда только-только исполнилось восемнадцать. Это был ее первый выход в свет. Перед тем как мы расстались, она пригласила меня к себе — жила она здесь же, в Рудове, с родителями. С того дня мы регулярно виделись по нескольку раз в месяц. Чаще всего я появлялся неожиданно. Телефона у нее не было.
Герда проходила практику в Министерстве экономики, в департаменте внешней торговли. С высоты своих 1,78 м она производила впечатление очень серьезной девушки, немного похожей на школьную учительницу. Волосы у нее были коротко стриженные, а лицо излучало нежность. Герда была красива. Мы с ней были на «вы» еще по крайней мере два года. Наши отношения не начались внезапно, как удар молнии. Любовь пришла позже.
С родителями Герды я быстро нашел общий язык. Мне случалось помогать ее отцу по саду, поскольку у него была искалечена рука.
Его политические взгляды были очень левыми. Во время Первой мировой войны он был членом УСПД[14], группировки еще более левой, чем СПД, Социал-демократическая партия Германии.
Его жена вступила в СПД в 1916 году. Оба они были на сто процентов за рабочее движение. Даже квартал, в котором они жили, исторически был рабочим: там располагались крупные заводы, такие, как «AEG», «Хейнкель», сталелитейное производство и фабрики по изготовлению проводов.
С отцом Герды мы отлично ладили и между собой никогда не разговаривали ни о Гитлере, ни о национал-социалистическом режиме. Он, конечно, знал, что некоторые из его товарищей попали в концентрационные лагеря или вынуждены были уехать из страны, но мы эту тему никогда не обсуждали. То ли он этого не хотел, то ли боялся чего-то. Не знаю. Но еще до прихода Гитлера к власти мой будущий тесть предвидел, что те, кто опускал в урну бюллетень в поддержку нацистов, голосовали за войну!
Он не задавал мне вопросов о службе, а я, в свою очередь, не спрашивал его о политической ситуации в стране. Мне казалось, что так лучше. Иногда он брал меня с собой к Паулю Фолькману, которого все вокруг называли «дядя Пауль», одному из старейших партийных работников, близкому другу Эрнста Ройтера, а в послевоенном будущем социал-демократическому мэру Берлина. Но обо всем этом не говорили. Не со мной, во всяком случае.
Сейчас, когда я оглядываюсь назад, 1938 год кажется мне одним из самых приятных периодов в жизни. Олимпийские игры еще не выветрились из памяти, Германия была в расцвете своей славы, а с безработицей, которая затронула миллионы людей, казалось, было покончено одним махом. Повсюду счастливые лица, массовый энтузиазм и радостные крики, которыми приветствовали появления Гитлера на публике.
Я на таких собраниях никогда не бывал и даже не принимал участия в параде нашего полка в присутствии фюрера, потому что право на участие в подобных мероприятиях было дано только самым высоким.
Однако атмосферу, которая царила на собраниях, я вполне себе представлял из заметок в газетах, которые валялись в казарменной столовой, и из сообщений по радио, которое я слушал в комнате, — выступления иногда передавали.
О «хрустальной ночи»[15] я ничего не знал. Совсем ничего. В то время об этом никто не говорил, во всяком случае в моем присутствии. Вполне возможно, что в ту ночь нам было запрещено выходить из казарм без объяснения причин.
Весной 1939 года нас снова мобилизовали для вторжения в Чехословакию[16]. И снова наше наступление не встретило ни малейшего сопротивления. Мы пересекли Судетскую область, продвинулись до Словакии и на неделю разбили базовый лагерь в пригороде Зилины, городка, притулившегося среди гор. Местное население было в основном вполне дружелюбно настроено. Некоторые признавались, что боятся. Тогда мы старались объяснить им, что нам нужны от них только еда и место для ночлега.
Семья, у которой я жил, однажды даже испекла нам пороги. Перед тем как я уехал, они мне дали подарок для Герды — вышитую вручную белую блузку.
Эта война, которая, в общем, и войной-то не была, очень нас забавляла. Все казалось простым. Мы без конца отдыхали, растянувшись под палящим солнцем. Командир роты предупреждал нас каждый раз, когда видел: «Тот, кто вернется в Берлин с солнечными ожогами, будет иметь дело лично со мной!» Надеясь защитить кожу, я намазал лицо цинковым кремом, который был в аптечке у каждого солдата. И надо сказать, тогда я хорошо подкоптился!
На следующее лето наша рота была отправлена — на этот раз на полтора месяца — на юг Германии, к баварской горе Оберзальцберг, где у Гитлера была резиденция. В тот раз я был в Берхтесгадене впервые. Тогда я и представить себе не мог, что однажды стану своим в тех местах, где проходит жизнь фюрера.
Визит прошел в расслабленной и неофициальной обстановке. Я его расцениваю как репетицию.
У нас была современная и очень удобная казарма. Мы занимались спортом, иногда практиковались в стрельбе в специально оборудованных для этого подвалах. Отдыхали мы тоже немало. Это было летом 1939-го, всего за несколько дней до начала военных действий.
В сентябре нас снова мобилизовали и отправили в Польшу. Думаю, все мы тогда решили, что наше наступление снова будет похоже на детские игры, как это уже было в Австрии и Чехословакии. Мне и в голову не приходило, что эта новая кампания перерастет в мировой конфликт, в который ввяжутся французы и англичане. Кто-то, может быть, тогда задавался вопросами или выражал беспокойство, но не я.
Итак, мы выступили из казармы Лихтерфельде через несколько дней после вступления авангарда немецких войск в Польшу[17]. Весь путь мы проделали на автомобилях марки «Крупп», трехосных военных машинах. Сначала мы задержались на пару дней в Силезии. Бои там уже закончились. Затем продолжили движение на запад. И вдруг откуда ни возьмись — стрельба, атака… Мой однополчанин родом с Боденского озера получает пулю в голову. Таково было мое первое знакомство с настоящей войной. Очень краткий, напряженный момент. Когда тишина восстановилась, мы снова двинулись в путь и дошли до пригородов Варшавы. Еще до нашего прихода многочисленные немецкие войска уже были на боевых позициях. Снова стрельба, на этот раз более отдаленная.
12
Вооруженные силы Германии в 1919–1935 гг., ограниченные условиями Версальского договора 1919 г. (Примеч. перев.)
13
10 апреля немецко-австрийское население (97 %) на референдуме проголосовало за присоединение Австрии. В своей книге «Турбулентная Европа и новые государства» Рене Жиро и Роберт Франк подчеркивают «стратегическую и мобилизационную» победу нацистской Германии.
14
УСПД — Независимая социалистическая партия Германии. Группировка ультралевых социалистов (1917–1931 гг.).
15
«Хрустальная ночь» (или «ночь разбитых витрин») — первый массовый еврейский погром в гитлеровской Германии. В ночь с 9 на 10 ноября 1938 г. было арестовано 20 000 евреев, разрушена 191 синагога, более 1000 домов и магазинов разграблены частями СС.
16
15 марта 1939 г. немецкие солдаты занимают Чехословакию, которая перестает существовать как государство. Согласно Богемскому договору, она разделяется на Моравию и Словакию, которые становятся верными союзницами рейха.
17
1 сентября 1939 г. немецкие войска вошли в Польшу. Батальоны СС принимали участие в наступлении. Дивизии «Мертвая голова» — Верхнебаварский, Бранденбургский и Тюрингский мотопехотные полки — наступали между 10-й и 8-й армиями, имея задачу «усмирить» и «очистить» зоны, и были авангардом политики массового уничтожения. Цит. по книге Вольфганга Шнайдера «ваффен СС».