Кассиры переглянулись. Затем они посмотрели на мой фотоаппарат и услышали запах алкоголя: от меня все еще разило виски. И когда я уже почти потерял всякую надежду, я вдруг почувствовал, что кто-то взял меня за локоть.
— Вот, возьми десять долларов и оставь себе свой аппарат.
Это опять был мой подвыпивший друг, который, видимо, понял, что я побоялся оставить у него свой фотоаппарат. Вынув десятидолларовую бумажку, он шлепнул ее на прилавок, и кассир стал оформлять билет. Мой друг вручил мне свою визитную карточку и пожелал счастливого пути. Я побежал к самолету.
Стюардесса, улыбаясь, взяла у меня билет, но, услышав запах алкоголя, нахмурилась. Остальные пассажиры тоже презрительно фыркали, когда я пробирался в уголок, к своему месту. Но я наконец-то добился своего и не обращал внимания на их гримасы.
Придя немного в себя, я подозвал стюардессу и спросил ее о сообщении между Джэксонвиллом и Вашингтоном. Мое спокойствие мгновенно улетучилось, когда я узнал, что самолет на Вашингтон отлетает через двадцать минут после приземления нашего. Если я на него не попаду, следующего придется ждать шесть часов. Столь длительное ожидание могло привести к тому, что мне не удастся побывать в ФБР до утра следующего дня. Я же считал своим долгом информировать ФБР уже сегодня, чтобы еще ночью можно было принять меры и не допустить, чтобы заговорщиков предупредили, а те уничтожили улики.
— Будет ли остановка до Джэксонвилла? — спросил я.
— Только на пять минут для приема почты в Дейтона-бич.
За несколько минут до приземления в Дейтона-бич я пробрался к выходу самолета.
— Мы стоим всего пять минут, — сказала стюардесса, — вы не успеете.
— Мне нужно в туалет, — торопливо прошептал я. — Я быстро вернусь.
Я заказал срочный разговор со своей женой, но случилась какая-то задержка. — Разговор срочный! — кричал я телефонисту. — Служебное дело…
Тем временем по радио сообщили об отлете самолета, а я все еще обливался потом в телефонной будке. Послышался стук в дверь.
— Мы поднимаемся в воздух, сэр!
И тут я услышал голос жены.
— Уложи чемодан и привези немного денег на аэродром в Джэксонвилле! — выпалил я и повесил трубку. Стюардесса уже поднималась в самолет. Я буквально вскочил вслед за ней.
Когда самолет подрулил к аэровокзалу в Джэксонвилле, я увидел, что жена машет мне из толпы встречающих. Торопливо обняв ее, я побежал в мужскую комнату и снял с себя пропитанную виски одежду. (Лишь спустя некоторое время моя жена убедилась, что я не был пьян.)
Затем я позвонил в Вашингтон. Неопределенно намекнув, о чем я хочу сообщить, я сказал, что прилечу около полуночи.
Только после часу ночи мы уединились с Леонардом Кауфманом, помощником начальника отдела по гражданским правам центрального управления ФБР. Он внимательно все выслушал, делая пометки по ходу моего рассказа. Я сообщил ему все, за исключением факта, ставшего известным мне после разговора с Эллиотом: что агенты ФБР во Флориде также были причастны к преступлению. Об этом можно было сообщить позже, после того как ФБР примет меры в отношении других преступников. Но я отважился предложить Кауфману, чтобы он послал за сбором улик агентов не-южан и, если возможно, еще до рассвета.
— Агентов не-южан? — воскликнул Кауфман. — Вы намекаете на то, что любой из наших агентов-южан в той или иной степени пристрастен?
— Видите ли, я располагаю рядом фактов, свидетельствующих о том, что некоторые из агентов ФБР, возможно, небеспристрастны, но мне не хотелось бы сообщать подробности! до тех пор, пока я не соберу всех доказательств.
Этот ответ не удовлетворил Кауфмана, но он поблагодарил меня за сообщение и заверил, что будут приняты все необходимые меры. Я возвратился в гостиницу и мгновенно уснул в надежде, что на следующий день утром я прочту в газетах о том, что ФБР полностью выкорчевало терроризм во Флориде.
Но на следующий день ничего подобного в газетах не оказалось. Из Юстиса сообщали, что в ожидании нового процесса негр Ирвин отправлен обратно в тюрьму. Прокурор Хантер отменил свое решение о созыве суда присяжных штата для расследования обстоятельств убийства заключенных, заявив, что он довольствуется заключением следователей. Ничего не говорилось о том, будет ли созван федеральный суд присяжных.
Горько разочарованный, я отправился поездом в Нью-Йорк. Мне больше нечего было рассказывать ФБР. Если даже после моего сообщения не было принято никаких мер, то единственное, что мне оставалось, это сообщить факты непосредственно американскому народу.
— Ну, вот и вы! — воскликнула моя приятельница-журналистка, когда я вошел к ней в контору. — Ваша супруга все утро пыталась связаться с вами по телефону. Вам надо позвонить на телефонную станцию в Суитзерленд.