Ты спрашиваешь, к чему я клоню? К тому, что у бассейна мне было чертовски хорошо. Светило солнце, на бескрайнем небе ни облачка, время словно остановилось, я загорал, лежа на полотенце совершенно один, в полудреме, и в голове у меня сменялись черно-белые картинки из итальянского кино пятидесятых годов. Плеск воды, теплый ветерок, солнышко, переливающаяся бирюза бассейна, итальянская речь, доносящаяся отовсюду, — все это вместе было для меня лучшим в мире лекарством. Загорелый, влажный, в пляжных трусах, с длинными, шоколадного цвета волосами, худой, но широкоплечий, подтянутый, ни капли жира — я снова чувствовал себя красавчиком, впервые за долгое время я вновь подзаряжал батарейку своего эго, я начинал забывать о мобалийце, и это делало меня невероятно счастливым. Естественно, я тут же вспомнил о вчерашнем разговоре с Алисой. Я не знал, как пройдет этот свободный воскресный денек, но я точно знал, что непременно напьюсь и до отвала наемся чего-нибудь вкусного. Отец, мачеха и брат, накупавшись, присоединились ко мне. Мы приняли душ и переоделись. Когда отец включил мобильник, в нем появился значок сообщения, оставленного ночью, которое он не заметил. Он посмотрел на меня с видом полного недоумения и протянул телефон. Алиса писала: «Слушай, если ты не очень далеко, можно встретиться сейчас». Настойчивость этой девушки меня пленила и придала решимости. Я ответил ей, что вечер проведу в городе.
Мы обменялись короткими эсэмэсками и договорились созвониться после обеда. Вместе с семьей я возвратился на такси домой, мы приготовили обед и поели на террасе. Пока у всех была сиеста, я преспокойно убивал время: долго и тщательно мылся, чистил зубы, валялся на кровати, плевал в потолок, облачался в белую рубашку и белые брюки, любовался на себя в зеркало ванной комнаты, делал все очень медленно, чтобы не вспотеть — дезодорант я забыл в Париже, — несколько раз писал, ибо в глубине души я все-таки не такой дзен, каким хочу казаться, мыл руки, жевал жвачку — в общем, как будто готовился к серьезному экзамену по любимому предмету. Когда мой отец и мачеха встали, я преспокойно, без тени смущения объявил им, что иду на свидание с Алисой, что понятия не имею, когда вернусь, — уж простите, меня достало проводить целые дни с семьей; да-да, я ужасный эгоист, и чем депрессивнее становлюсь, тем больше мой эгоизм, я начинаю прислушиваться к каждой мелочи в себе, ловить каждую эмоцию.