1 число, синтябирь. Постояла, подумала около балагана. Нужно ломать стайки, да возить на место к дому, а-то люди растаскают, у всех нет дров. А силы нет – выбилась со стройкой. Дети малы, помочь некому. Всем не до меня. Жизнь тижолая, целый день ломала. Люди пососедству говорят: одохни, ты ведь измучилась. А я им говорю: некогда одыхать, сена у меня нет. Надо косить. Наложила кучу – завтра увезу. На другой день поехала, а у меня всё увезли, украли. Опять слёзы. Так потихоньку на корове гнилушки перевезла.
А сена нет. На моё счастье, год хороший был, травы много было. Я поехала за Жукову косить, но когда я возила старый балаган, гнилушки домой на корове, у хозяйствина магазина была озерко небольшая, а Зойка, корова, пить захотела, и затошыла в ето озерко. Я была разута, прямо стояла в етой влыве, с ноги на ногу переступалась. Вода была холодныя. Через ночь – первый синтябирь. Холодно стало. И вот тут я простыла.
Когда поехали косить утром, я больная во дворе Клаве сразу сказала: на вожжи и правь, а я лягу в телегу, я что-то сильно заболела, езжай за Жукову. И вот я смотрела поляны. И одна понравилась. И говорю Клаве: остановись, тут, вроде, трава есть. Остановились, выпрягли коровушку. Я взяла литовку и начала косить. Ноги не стоят, но я их не слушала, тверда стояла на ногах. Покосила и – нет сил, я упала. И сильно рыдала. Вниз лицом полежала и встала, опять стала косить. И вот сама себе сказала: назло серовно буду косить, хоть я и болею. А как я буду без сена? На чего я буду брать сено? У меня только дети на уме. Чем я их буду кормить? Трава понравилась – хорошая, я уж больно рада. И вот я косила, продолжала дальше.
Когда домой поехали, я опять легла в телегу. Клава правила. Приехали. Ребята сварили картошку на тагане во дворе. Сели оне есть: мама, айда кушать. А я и говорю: нет, я не хочу, навалите на меня одежду, я дрожу. И вот пошла в ночь, не кушала.
Утром: давай, доченька, запрягай Зойку, поедем косить на то место. И вот так я етот день прокосила больная. И приезжаю домой. Дети сварили картошку. Опять зовут меня ужинать. Я говорю: еште, я не хочу. Легла и дрожу. Снова не проходит тенпература. На утро я встала – так мне хорошо, так мне легко – и поехали с доченькай в поле. Приезжаем на то место, нужно сгребать. Я Клаве говорю: ето же не наше, кто-то к нам подкосил. Мама, вот ты начинала, и вот тут ты падала, ревела, вот – кусты, ето всё наше. И вот до чего я была больная – свету не видела. Как я косила? – Надо, значит, надо. И себя мучила так, что с меня пот градом бежал. А я всё косила и, наверно, прогрелась и выздоровела. И вот приезжаем домой, и я села с ними ужинать. Дети так рады, что я с ними кушаю вместе! И вот весь синтябирь я косила, морозу долго не было на моё счастье. И накосила на всю зиму. Только не хватило на две недели. Я покупала пудами.
И вот такая жизнь была – всё с трудом. Не было ни какой опоры, ни какой помощи я не ждала, знаю, что мне некому помочь. Один свёкор, и он старенькай. Живой отец был, но он совсем не приходил, не узнавал, как я живу. Каждый год везде косила, помогала только дочь Клава. Она и детями руководила, и со мной ездила в поля, сгребала. Вот только вся отрада, что – доченька. А потом стали подрастать, мне легче стало.
Стали мы в етим дому жить. Комнаты маленькие, не уютно. Нас пятеро, все повыросли, надо всем койки ставить. И вот я подумала, всё обдумала: нельзя ли мне ещё пристроить две комнатки? И вот пришол к нам Гриша, двоюродной сестры муж, и я его спрашиваю: нельзя ли мне две комнатки пристроить? Он говорит: конечно, можно. Он – строитель. У меня был лес три кубометра, но ещё прикупила, и вот он с двумя товарищами начали строить всё занова. Сколь было мученья: то давай, другова давай, не держи нас! И так беспокоилась. Но всё же построила. Тут надо печь клась, печника искать. Нашла. Сложил. Рассчиталась с ним. Ушол. На другой день – дымит. И, сколь не жили – всё дымит. И снова стали клась печь. Прошло три дня – снова дымит. Так пришлось четыре печи клась. Вот уж помучилась с етими кирпичами!
Тут я задумала етот дом опалубить. И вот купила ящиков на расходном складе, опалубила в ёлочку и покрасила зелёной краской, а окошки – белой украсила. И етот дом стал красивый, как у других. Теперь надо ворота. Я выписала лесу, хороши столбы, толстые. Поставила вороты, и тоже покрасила. Когда я его до дела довела, пожила несколько годов, пока дети повыросли. Потом стала жить в казённой квартире, в Лёниной: хорошо и уютно, но почему-то нет радости. А тогда-то я как радовалась!