У Андрей Семёнача я до четвёртого класса и его половина я поучилась и бросила, потому, что его расстреляли, и поп сбежал. Уехал ночью, и Нина уехала, дочь, я её очень любила, она была культурна, умная, ласковая.
Я бросила школу, меня дедушка ругал, а я всё ровно не послушалась его, не стала учитца, стала пряжу прясть куделью, и бабушка научила вязать варежки и чулки, носки. Подружки тоже не ходили в школу: Дуня не ходит, и я не пойду. Пряла на половики и на утирки, в приданое себе готовила всего. С бабушкой наткали. Бабушка мне помогала приданое делать. Я всё умела: и сновала, и ткала, и моты мотала, и разматывала, и цевки скала, когда бабушка ткёт. Она лишнего не давала гулять. Это зимой, а летом там хватало делов. С поля не сходили, то за ягодами, то за грибами. Нет того дня, чтобы ни чего не делать, мы привыкли работать. Бабушка умела нас уговаривать.
Очень я рада за то, что Андрея Семёнача Арсеньева не забывают. В моём родном селе Новокумляк назвали его именем школу, памятник поставили. Рада, что люди помнят человека, отдавшего жизнь за нашу Советскую власть.
Я уже потом приходила к Епифанову, просила найти адрес дочери Андрея Семёнача Клавдеи Андреивны, и он мне дал памятную книжку про Андрея Семёнача, и я как увидела его фото, еле удержалась, чуть не заплакала: точно – он, каковым я его помню. Но адреса Клавдеи нет, есть только Николая Андреича, и он мне дал. И на другой день была на квартере у Николая Андреича, и пришла Варвара Андреивна, и жена Николая Андреича, но, к сожалению, моей одноклассницы Клавы нет, она уехала в Москву. Но меня встретили очень хорошо, отрадно. Беседовали. Даже заплакали. Я прислушивалась к Николаю Андреичу, у него разговор точно, как у Андрея Семёнача – такой же приветливый разговор, мягкий, нежный.
Столько лет прошло, а не забывается мой первый учитель
Тут пошёл переворот жизни. Стали преследовать попов. И вот наш поп стал опасатца. И вздумал уехать из нашей деревни. И вот он поехал. 12 часов ночи. У него было четверо детей. Лида и Рая, и Нина, и Георгий. У них была работница молодая. А батюшка был вдовец. Я к ним ходила, и батюшка ко мне приветливо относился. И я Нину очень любила. Но меня не разбудили проводить их. Тётки ходили провожать, а меня не разбудили.
Вот утром мне говорят тётки, что ты Нину больше не увидишь, оне уехали. И я так разревелась! Почему меня не разбудили, знали ведь, что мы были так дружны! Всю жизнь я жалею такую хорошую подругу. И себе сказала, что будет у меня девочка – я назову Нина. Но у меня не исполнилось. Бабушка сказала: назови Клавдией, как твою мать звали. И я бабушку послушала. А вторую дочь я назвала Лидия. Ето пожелал муж Петя. И вот так и не назвала в честь Нины. Потом народились три сына. Батюшка прислали письмо через месяц, что Нина померла. Ехали по дороге, она простыла. И вот ету подружку до сих пор помню.
Когда была я небольшая, годов 10, тётя Нюра позвала меня в поля для охраны, она боитца косить одна, и для веселья. Она – косит, а я цветы собираю, венок делаю, бегаю за бабочкой. И вот мы пообедали, тётя Нюра пошла снова косить траву, но я побегала и захотела пить, а воды у нас нет. Я реву, что хочу пить и говорю тёте: я пойду на речку пить, от нас была с пол километра. Она меня не пускала, а я серовно пошла. Вот стала подходить и на меня бросились три собаки. По ту сторону реки, три километра, Булатова, татарская деревня, собаки оттуда. И вот оне бегут ко мне, вовсю лают. Я заорала, от них бегу. Разве от них убежишь? Я встала, не кричу, оне передо мной тоже встали и напеременку лают, но потихоньку. Я пятком-пятком долго шла, а оне так и остались. И пришла к тёте и реву, что на меня напали собаки. А она отругала, что я ходила на реку. Теперь пошли домой.
На другой день пошли снова косить траву на то место. Но я больше не пошла на реку. Тётя Нюра в обед легла отдыхать, а я потихоньку взяла литовку, чтобы тётя не услыхала, а-то она отберёт и не даст покосить.
Я взяла и брусок с собой, чтобы наточить, ведь тётя сначала поточит, и тогда косить начинает. И я взяла брусок и начала точить, только приложила руку к литовке, как садану по большому пальцу, и целый лоскут заворотила от пальца. Бросила литовку и бегу к тёте Нюре: ой, я палец обрезала, кровь льёт! Тётя испугалась, думала, что палец совсем отсобачила, но размыла и етот лоскут прилепила к пальцу, забинтовали и пошли домой.
– Помощница моя, много я с тобой накошу травы? Ты не даёшь мне спокою. Зачем брала литовку?!
– Я хотела тебе помочь, – её говорю, – пока ты спишь.
И вот на третий день мы пошли снова косить на то место. Тётя косит, я играю. Пришёл обед, покушали. Снова тётя косит, а мне уже всё надоело. Я потихоньку-потихоньку и ушла домой. Мы недалеко от деревни косили. Тётя Нюра боица далеко идти. И я уже изучила ету дорогу, и ушла домой, не сказалась.